– Наверное, это был тяжелый для вас период, – Людмила Никандровна снова услышала голос Анны.

– Да, очень. Тогда я так не считала, а сейчас не понимаю, как выдержала. Было не просто тяжело, невыносимо. Я знала, что должна делать, но наталкивалась на стену. Нет, мама не отталкивала мои руки, но я чувствовала, что ей неприятны мои прикосновения. Это убивало все. Даже крохи сочувствия. Да, я выполняла долг, не более того. Любви во мне оставалось все меньше. Или ее вовсе не было. Никогда. До того момента, пока не появилась Марьяша. Именно с ней я узнала, что такое настоящие нежность, страсть, радость, боль… Все, что заложено в каждой женщине, правда, в разной дозировке, я почувствовала сполна.

– Наверное, поэтому считается, что бабушки любят внуков больше, чем детей, – у них появляются эмоции, которые они не успели или не смогли пережить, и тут им дается второй шанс.

– Нет, не поэтому. Эмоции действительно переполняют. И захлебнуться от чувств вполне реально. Так что мне просто повезло. Я не захлебнулась, а выплеснула все на Марьяшу.

– А что было дальше? С вашим братом? И его личной жизнью?

– Ничего интересного. Мама продолжала причитать, Лариска звонила и просила повлиять на Витька, а я разрывалась между ними. Настя тогда в первый раз объявила, что не собирается жить с бабушкой, еще более ненормальной, чем мать. Марьяша стала плохо спать по ночам. Мама отказывалась добровольно пить таблетки, Настя не считала нужным помогать, а мы с Марьяшей – я после работы, она из садика – не хотели возвращаться домой и еще долго гуляли по парку.

– Вам, наверное, было страшно?

Людмила Никандровна удивленно посмотрела на Анну. Более точное определение того, что она чувствовала в тот момент, сложно было бы подобрать.

– Да, именно так. Мне было страшно. До жути. Я боялась не справиться, не выдержать.

Она замолчала. Молчала и Анна.

– Вы так ничего и не рассказали о себе, – сказала Людмила Никандровна.

– Ну, по сравнению с вашей историй, мне, можно сказать, и похвастаться нечем, – ответила Анна и начала собираться, за что Людмила Никандровна была ей благодарна. Она чувствовала себя опустошенной. Выжатой даже не как лимон, а как белье, поставленное в стиральной машинке на самый сильный отжим, а потом еще и отправленное в сушку. Видимо, Анна это тоже почувствовала.

А потом Анна пропала почти на две недели. У Людмилы Никандровны появился сложный подросток, который молчал и улыбался. И благодаря этой улыбке Людмила Никандровна часто вспоминала Анну и даже хотела, чтобы та пришла. Можно сказать, врач скучала по своей пациентке, которая оказалась не пациенткой, а собеседницей.

– Нин, привет, я опять насчет Анны, твоей клиентки. Она у тебя не появлялась? – позвонила Людмила Никандровна подруге.

– Нет, а что?

– Ничего. Просто она пропала. Хотя, наверное, даже хорошо… Просто узнать хотела, может, ты ее видела? Все ли в порядке? – Людмила Никандровна сто раз пожалела, что позвонила Нинке. Но та, слава богу, ничего странного не заподозрила.

– Не волнуйся. Если бы что-то случилось, она бы уже давно ко мне прибежала! – расхохоталась подруга. – Не появляется, значит, довольна. Ботокс на месте, филлеры тоже. Кстати, когда ты до меня доедешь?