– Насть, перестань, пожалуйста, – попросила Людмила Никандровна, не выдержав.

– Почему мне кажется, что вам страшно? – спросила Анна, и Людмила Никандровна внутренне замерла. Все было именно так – даже когда все казалось благополучным, она испытывала страх. Не тревожность, не повышенное беспокойство, а страх.

– Да, мне страшно. Почти всегда. Даже с Марьяшей. Я сейчас счастлива, с ней, тем, что она рядом. Я ее безумно люблю, но к любви примешивается страх. Я боюсь навредить Марьяше, совершить те же ошибки, что с Настей. Боюсь опять провалить этот экзамен. Ведь, положа руку на сердце, матерью я оказалась никудышней. Да и дочерью, выходит, тоже, раз моя мать меня ненавидит. Сестра из меня тоже так себе – с братом я не стала близка. Разве что подруга из меня получилась, но опять же не моя заслуга, а Нинкина – это она меня когда-то выбрала. Не знаю, что бы я без нее делала. Домохозяйкой, в смысле семьи, я тоже не стала – семью мне всегда заменяли Димдимыч, Нинка, наши учительницы Ивановны. А еще Мишка и вся наша сборная. Потом баба Нюся и Марьяша стали моей семьей. Так что, получается, я завалила все главные экзамены, и остался последний – вырастить Марьяшу. Сделать так, чтобы она была счастлива.

– А Настя?

– Настя… Надо было Нинку слушаться. Вы же знаете: ее сыновья выросли отличными парнями. Настоящие мужики. Я все убеждала себя в том, что у нее мальчики, а у меня девочка. Нельзя сравнивать. А теперь думаю – какая разница? Я вот себя подвела, получается… Когда мы бездарно проигрывали, Димдимыч говорил: «Вы не команду подвели, вы себя подвели». Нинкины сыновья женились, но внуками пока мать не порадовали. Зато невестки панически боятся свекровь и стараются ей угодить. Обе умом не блещут, зато по хозяйству шуршат и мужей встречают не просто готовым ужином, а уже на тарелки выложенным. Разве что тапочки на груди не греют к возвращению мужей. Нинка смеется и говорит, что ее сыновья предпочитают женщин с лоботомией мозга. А Ярик с Гариком до сих пор смотрят на мать, как на тренера, который сейчас отправит делать сто отжиманий или заставит бежать три километра за пятнадцать минут. Впрочем, все детство Нинка так и воспитывала сыновей, по секундомеру. Я вам рассказывала. Юрка, Нинкин муж, всегда держался за сердце, когда жена устраивала детям выволочку, и как мог прикрывал сыновей. Те тоже быстро разобрались, кто в доме самый добрый, и в случае чего бежали к отцу. Ведь только своего мужа – ипохондрика, зануду, пессимиста – Нинка слушалась беспрекословно. И любила его искренне, все годы, считая, что он лучший мужчина на свете. До сих пор так считает. Знаете, я всегда по-хорошему ей завидовала: ее способности любить, принимать и не утраченной с годами легкости. Как и неутерянному желанию гулять, пить, есть, да и просто жить на всю катушку.

Нинка всегда была зачинщицей всех побегов и гулянок. Именно она первой попробовала курить. И учила меня. Мы дымили за забором, держа сигарету в левой руке. Обязательно в левой. Как-то на тренировке после «перекура» Нинка сделала замах для подачи, а Димдимыч стоял рядом. Естественно, он сразу почувствовал табачный запах.