В первый раз, когда Людмила Никандровна рассказывала внучке эту историю, Марьяша заплакала.

– Почему ты плачешь? Это же смешно! – удивилась Людмила Никандровна. – Ну представь, как спортсмены, каждый со своим предметом, стоят у стены и стучат.

– Жалко вас. Вы, бедные, голодные были. А почему не попросили еды? Тренеров боялись? – не могла успокоиться Марьяша.

– Да, тренеров мы боялись. Но ты же знаешь, иногда нельзя есть то, что хочется.

– Знаю, у меня из-за карамелек зуб заболел и пришлось вырывать, – согласилась девочка. – Больно не было, но очень обидно.

– Вот и у нас так – не больно, но обидно, когда из-за лишнего веса мы не могли бегать по площадке, а кто-то даже травму получал. Мы-то ладно, в команде играли, а «художницам» совсем тяжко становилось. У них взвешивания регулярные, за лишних двести граммов могли из команды выгнать.

– А почему нельзя есть?

– Ну а ты попробуй – поешь блинчиков, а потом попрыгай на скакалке или просто на месте.

– Я попробую.

Уже на следующее утро Марьяша, позавтракав блинчиками с медом, прыгала на скакалке.

– Бабушка, у меня блины в животе прыгают и чай булькает, – сообщила она.

– Вот, теперь ты понимаешь, каково это, – ответила Людмила Никандровна.

– Лучше не есть. Я попробую не есть, – сказала внучка.

И утром отказалась от еды и сразу принялась прыгать.

– Бабушка, у меня в животе так больно, как будто я внутри ножом порезалась, – доложила Марьяша.

– Да, так и у нас было.

Людмила Никандровна забывала, что разговаривает не сама с собой, а с внучкой, маленькой девочкой, которая, с одной стороны, многого не понимает, а с другой – понимает то, что вроде бы и не должна.

– Мы не столько есть хотели, сколько ждали этого вечера перестукиваний. Как игры, что ли.

Марьяша не понимала.

В следующий раз Людмила Никандровна собиралась рассказать внучке, как эти стуки она слышит до сих пор – остались в памяти навсегда. Как они стали частью ее жизни, возможно, самой счастливой. Три удара, которые заставляли сердце биться чаще. Есть, кстати, действительно хотелось сильно, Марьяша правильно описала ощущения – будто живот изнутри режет. Но стоило получить вожделенную чуть подсохшую булочку или заветренный бутерброд с сыром, как аппетит тут же пропадал. Наступали удивительное спокойствие, умиротворение и облегчение. Смертельно хотелось спать. А уже утром дожевать остатки булки, сунуть за щеку куски сахара-рафинада. Стуки, звуки, тайное общество, дружба, скрепленная скакалками, клюшками и мячами, – Людмила Никандровна вспоминала то время с грустью, тоской, радостью, болью. За эти вечерние минуты они, спортсмены-подростки, успевали пережить всю гамму чувств, включая опустошение, подобие катарсиса. И познанные в высшей точке или степени эмоции делали их сильнее, мудрее и, самое главное, счастливее. Мила была по-настоящему счастлива в тот момент, когда в окне появлялась клюшка, на которой болтался пакет с едой.

Марьяша, даже засыпая, улыбалась. Наверное, она представляла себе, как стучит хоккейной клюшкой в стену. А Настя не улыбалась. Людмила Никандровна как-то достала старый альбом и убедилась: Настина фирменная ухмылка, которая сообщала миру, что все идиоты и она не имеет с этими людьми ничего общего, появилась уже в четвертом классе. Девочка на фото делает вид, что вынуждена терпеть из последних сил.