– Спасите меня.

Это был просто звук – почти неразборчивый, неделимый на два слова. Но я каким-то образом разобрала. Есть во мне темное и неприятное, но сама я еще ни разу не оставляла человека в беде после просьбы о помощи. И потому хлопнула ее по руке, чтобы меня отпустила, и направилась к лифту. Татьяна поспешила за мной на высоченных шпильках – людям с ее ростом я бы вообще запретила носить каблуки, с ними и без того сложно общаться, приходится постоянно задирать голову. А при ее худобе еще и создавалось ощущение, что она вот-вот сломается – как длинный несуразный прутик, всегда прямой, но качающийся от порывов ветра.

В приемной я быстро заново объяснила, что делать, – уже в который раз? Татьяна отмалчивалась, но я время от времени бросала на нее взгляды и удивлялась – она то смотрела на меня с брезгливостью, то оглядывалась, будто вспоминала, что здесь забыла. Я решила сама начать беспечную болтовню, чтобы разбавить эту напряженную обстановку:

– А что, Григорий Алексеевич такой кофе все-таки требует?

– Ни разу, – ответила она неожиданное. – Только в самый первый день спросил, я не поняла точно, чего он хочет, и больше этот вопрос не поднимался… спасите меня.

И опять этот звук, смысл которого можно только угадать.

– От чего? – улыбнулась я. – Давайте еще раз покажу. Не запомнили?

– Сложно не запомнить такое примитивное действие, – очередная презрительная усмешка. – Уважаемая, а вы не слишком много на себя берете? Взялись тут, понимаете ли, учить. У вас все полы вымыты? – короткая пауза, в которой у меня от возмущения дыхание перехватило, и опять выдох: – Спасите меня.

Я просто отставила чашку и шагнула к секретарше, не отрывая взгляда от болезненного лица. Что она несет? Молотит свою высокомерную чушь, а почти каждую фразу заканчивает одинаково. Да так тихо, что нет твердой уверенности вообще в правильном понимании. И кофе тут ни при чем. Он точно никак не участвует.

– Сядьте-ка, – распорядилась я. – Похоже, вы переутомились, Татьяна.

Она не отреагировала, потому я просто усадила ее на стул. Так же посматривая на нее, подтащила другой и уселась напротив. Наклонилась и теперь уже старалась не обращать внимания на неприязненный взгляд в свой адрес.

– Татьяна, вам нужна какая-то помощь?

– Мне?! – возмущенно отозвалась она. – Вы что себе позволяете? Если тут кому-то и нужна помощь, то не мне. Улавливаете намек? Да, у меня состоятельные родители, но не они мне золотую медаль после школы вручили, не они часами готовили доклады, чтобы быть лучшей в университете. И знаете, зачем я так старалась? Потому что никогда не хотела бы оказаться на вашем… спасите меня.

Уф-ф. Да у нее конкретно в крыше свистит. Она будто перемешивает свой характер и установки с молитвой о помощи. Заездил ее тут Григорий Алексеевич, ничего не скажешь.

– От чего спасти? – я поинтересовалась аккуратно.

– Кого? – она округлила идеально накрашенные глаза.

– Ну вы постоянно это повторяете.

– У вас еще и галлюцинации? – она хохотнула. – Чистящего порошка надышались?

Я похлопала ресницами. Татьяна выглядела пьяной в дрова, однако алкоголем от нее не пахло, и она явно пыталась меня уязвить и раздражение вызывала умело, но как я могу называться добрым человеком, если сейчас плюну и уйду? Да и интересно же, что же это за форма шизофрении такая.