Бр-р… Хорошо знаю, что такое второй этап. Это стадия активного разложения трупа насекомыми. Начинается он с отрождения личинок мух, протекает одновременно с продолжающимся микробным разложением и завершается с окончанием развития личинок, которые и уничтожают основную массу мягких тканей трупа. Средняя продолжительность таким хорошим летом – двадцать два дня. Погода стоит подходящая, процесс происходит форсированно. Мляха, смотреть не могу! А приходится.

Я легко подхватил сумку – точно, килограммов шесть от силы! А мне-то мерещились многопудовые сокровища из пещеры Али-Бабы…

– Подожди, ты говорил, что рядом второй ювелирный есть?

Твою печёнку!

– Что, не хватит?

– Гош, не глупи! Мы уже здесь, дело пяти минут!

Скрипя зубами, я опять бросил золотую суму. Без всякого пиетета.

Я ведь где работаю? Правильно, в ХКЦ. Из того шлама, что у нас остаётся после первичной переработки сырья, в спеццехе МЦ-1 позже извлекают всю платину и палладий, что выдаёт комбинат в виде готовой продукции. В криминале драгоценный шлам когда-то называли «чёрной грязью», пёрли страшно, прокладывая по тундре левые вездеходные зимники. На вертолётах ловили! Я эти драгметаллы каждый день сапогами пинаю… В душе давно нет сладкой дрожи. Особый режим, конечно, проверочки, контроль, но и лаве – полными чемоданами.

– Через один.

Мы медленно подошли ко второму золотому магазину. Я-то чего следом тащусь, надо же джип подгонять, витрину таранить будем, практика устоявшаяся.

– Подожди! Гош, это не ювелирный! – опытно определила Ани, прильнув лицом к толстому стеклу. – Бижутерия! Ну ты и знаток…

– Славтегосподи! – искренне возрадовался я. – Валим, и на небесах это зачтётся. Ты же христианка.

«Падж» стоял с заблаговременно открытым багажником. Никого вокруг, а тревожно. Сука, где эта клятая бабка?

Только вкинул сумку – и сразу выпрямился. Засёк! Теперь тихо!

Ани глядела на меня, я – на неё.

– Видела?

– Да. И вижу.

– Не поворачивай. И глазами не коси.

Что бы это ни было, но оно каким-то непостижимым образом контролирует движение глаз наблюдателя, даже на большом расстоянии. Прячется или уходит мгновенно! Никогда не успеваешь рассмотреть. Уже пятый раз ловлю осознанно, с ожиданием, – всегда одно и то же. И каждый раз начинаю чувствовать запах собственного ужаса. Почему?

Слева, на здании сидит. Грёбаный насос, почему у человека так слабо развито боковое зрение?

– Гош, давай уедем, – прошептала она встревоженно.

– Надо ж понять, что за дрозды тут выпендриваются, Ань… А то скачут по крышам, хрен поймёшь, кто такие и что им надо… Смотрим.

Неразборчивый силуэт вроде пошевелился.

– Что видишь?

– Двигается, – выдохнула Ани.

– Он один?

– Вроде.

Нет, это не птица. Теперь могу сказать это с уверенностью. Вот только различить не удаётся: конечности имеются?

– Что-то похожее на кошку-переростка, вертикальную, – проговорил я одними губами, понимая, что несу сущий бред.

Она быстро кивнула, длинные ресницы пару раз махнули перед расширившимися зрачками. Спокойно, девочка, спокойно, сейчас не то, что прежде, сейчас мы очень опасны… Ну ладно, держись, каракатица ты чёрная! Начали!