Они задавали мне вопрос о задании, я сообщал им, какого цвета были трусики у Джули Коннер, когда она впервые разрешила мне на них взглянуть, а потом Востов сдавливал мне шею и я терял сознание.
Он пытался воздействовать на болевые точки, но после катапультирования я понял, что интенсивнее боли уже не будет.
За пять допросов в последние два дня я узнал несколько фактов – вероятно, это даже больше, чем они узнали от меня.
Эти люди не были экспертами по пыткам. Это даже была не тюрьма. Вполне возможно, они не ожидали, что здесь когда-либо окажется американский пилот.
Еще я понял, что они отрезаны от командования. В регионе свирепствовал шторм, а электромагнитный импульс, вырубивший мою рацию, повредил и их приборы.
– Капитан Мур, зачем командование послало вас шпионить за нами?
– На них были голубые цветочки, – ответил я. – Крошечные. Ей было шестнадцать, а я только и думал, какой у нее лифчик. Был ли он такой же расцветки? Может, она и вовсе его не надела? Само собой, я узнал ответ, когда мы голышом нырнули в тот пру…
Темнота.
Я очнулся на полу и взглянул на Прощелыгу. Он наставил пистолет мне на яйца и орал на Дженнингса, приказывая ему переводить. Конечно, если бы он говорил немного медленнее, я и сам бы справился с переводом, но пока что я никак не показывал, что вообще понимаю русский.
– Что вам известно о другом пилоте? – спросил Дженнингс.
– В тот день было холодно, но мама дорогая! Джули было еще холоднее. Я быстро забыл о голубых цветочках у нее на трусиках.
Прощелыга врезал мне пистолетом по голове, и у меня посыпались искры из глаз.
– Вам известно о других пилотах?
– Само собой, – ответил я и тут же напомнил себе, что мне нужно сопротивляться. – Само собой, многие парни что угодно отдали бы, лишь бы увидеть Джули такой, какой я увидел ее в тот день. Боже, как она была хороша!
Дженнингс присел рядом со мной и поднял руку, чтобы Прощелыга повременил с новым ударом.
– Я понимаю, вы кажетесь себе умным, капитан Мур, но на кону не только ваше ограниченное геополитическое сознание.
– А ты переметнулся к противнику, потому что тебя перестали слушать? – я мотнул головой в сторону стоящего в углу Востова. – Товарищ, придуши-ка меня снова, чтобы мне не слушать этого грязного изменника.
Тут Прощелыга не сдержался и заорал на Дженнингса. Очевидно, перебежчик имел определенную власть, потому что он тотчас наорал на офицера в ответ.
– Кому ты жопу подлизал? – спросил я Дженнингса.
– Забавно. Мои причины работать на Советы не ограничиваются политикой. Достаточно будет сказать, что я интересовался той сферой науки, которая на Западе сегодня не в чести. Что подводит меня к важному вопросу, который поможет нам решить, протянете ли вы еще хоть сутки. Что вам известно о случившемся здесь инциденте и известно ли хоть что-то вообще?
– Сиськи у Джули Коннер были просто загляденье, но трогать их…
До этого момента Дженнингс сохранял спокойствие, но тут он ударил меня по лицу и по-русски крикнул Востову:
– Когда мы закончим, бей его сколько влезет!
Дженнингс и Прощелыга направились к двери. Востов кривовато мне улыбнулся, не догадываясь, что я знаю, что случится дальше… или должно случиться.