Первым ответом стал стук – как две капли воды похожий на мой. Я попытался простучать сообщение азбукой Морзе, но их, похоже, не учили этому в летной школе. Пришлось проявить изобретательность.

Прислонив ухо к трубе, можно было услышать всевозможные звуки: шаги, скрип дверей, голоса и даже шорох крыс, которые бегали за стенами.

Мы придумали простой шифр. Первая серия ударов описывала предмет – дверь, человека. Вторая серия – действие.

Два удара означали человека, возможно, Ушанку. За ними следовала пауза, а потом – его действие. Один удар означал «идет» или «подходит».

Четыре удара означали крысу. Мы поняли, что здесь полно крыс, когда узнали их писк. Если мы слышали, как бежит крыса, удары шли в такой последовательности: звяк-звяк-звяк-звяк… звяк.

Пинь пытался упростить систему, ускоряя удары и тем самым показывая, что быстрая серия равна медленной, возведенной в квадрат: звякзвяк означало четыре удара, звякзвяк звяк – пять, а звякзвякзвяк – девять. Но от всех подсчетов у меня болела голова. Достаточно было и того, что нам приходилось держать в уме, что означала каждая из цифр.

Чтобы описывать поистине сложные предметы, которые было не услышать сквозь стены, Пинь придумал кое-что интересное – он предложил способ передавать картинки…

Пинь начал с серии вроде звяк-звяк-звяк звякзвяк звяк-звяк… звяк звякзвяк звякзвяк звякзвяк звякзвяк звякзвяк… и так далее. Она была такой сложной, что мне пришлось процарапать ее ложкой на стене, чтобы не запутаться.

Где-то через час я понял, что он отправил мне схематичное изображение человечка, похожего на героя игры с приставки моего племянника. Китаец был умен. Берегись, мир, если они вдруг решат завязать со своим коммунистическим бредом.

Через два дня мы придумали серии ударов для обозначения людей, оружия, дверей, самолетов и даже карты тюрьмы.

Я стал выцарапывать слова под матрасом, чтобы мои тюремщики не нашли подобие плана побега – хотя бежать все равно было некуда, ведь мы застряли на крошечной, кишащей русскими спецназовцами скале посреди Восточно-Сибирского моря.

Мы просто убивали время. Поскольку Пинь не был склонен к пустой болтовне и играм, нам оставалось лишь придумывать этот звякающий язык в перерывах между допросами – которых для меня стало меньше после появления Пиня.

Звяк-звяк-звяк… звяк, – простучал Пинь. Это означало, что идет несколько человек и одного из нас скоро будет обрабатывать сам Прощелыга – так Пинь называл того офицера, который допрашивал меня первым.

Я смотрел на дверь, гадая, остановятся они здесь или пойдут дальше. Мне было стыдно надеяться, что они пойдут дальше, ведь это означало, что они придут с визитом к Пиню, с которым всегда обходились немного грубее.

Но ключ повернулся в замке, и на пороге появился лысый – его звали Дженнингс – в сопровождении Прощелыги. За спиной у них стоял невысокий темноволосый садист по фамилии Востов, который обычно держал меня.

Он вошел в мою камеру, обхватил меня рукой за шею и взял в удушающий захват. Я не сопротивлялся. Я уже изучил порядок действий, от которых пока что никому из нас не было толка.