— И что задумал епископ Вильбурга?

— Пытаюсь выяснить.

— Значит, не знаешь.

— Пытаюсь выяснить. Но зная норов нашего добродетельного епископа, боюсь, что деяние это будет не во славу Матери Церкви нашей.

— Да уж не во славу, — согласился его высокопреосвященство. Помолчал и продолжил. — Думаешь, он опять затеял какое то воровство или войну, с каким ни будь соседом.

— Грешен, что так думаю, монсеньор.

— Ну, а человек, о котором просит мой брат, кто он. Знаешь о нем что либо?

— Из добрых людей, аббат Дерингофского монастыря писал о нем, я вам докладывал.

— Не помню.

— Он убил в поединке миньона принца Карла фон Ребенрее. И высек на деревенской площади одного из безбожников Гиршей.

— Ах, это он! Я помню, ты говорил про него. Он тверд в вере?

— Аббат пишет, что тверд и не алчен. И еще он вырезал вурдалака с его выводком и провел в одном баронстве аудит. Я думаю, что наш благочестивый епископ в союзе с таким головорезом натворят таких дел, что у еретиков опять будет повод злословить по поводу святых отцов.

— И что думаешь делать?

— Думаю, что будет благоразумным, не дать свершиться тому, что задумал, наш добродетельный епископ. Чтобы не давать повода врагам нашим для хулы нашей.

— И?..

— Выдворю его из города, или посажу под замок, на пару месяцев. А потом выдворю.

— Угу, — архиепископ задумался, на мгновение, — а на кого же ты собираешься опираться, если будешь сажать в подвал добрых и смелых людей, твердых в вере, что достойны самой большой награды. Неужто на ленных рыцарей? Или на свободных рыцарей? Или на солдат, что алчут только серебряные сольдо? Кто станет опорой твоей в трудный час?

Приор, молчал, он был растерян.

— Итак, что ты намерен предпринять? — продолжал архиепископ.

Монахиня намазала ему ноги и теперь заворачивала их в полотно.

— Ну, если мы дадим им то, о чем просит епископ, мы можем получить очередную неприятность. Может, мы просто откажем этому солдату в чести. И он уедет отсюда, и не будет служить епископу.

— То есть мы откажем епископу, моему брату в его просьбе, и не наградим человека, который этого заслуживает?

— Да, монсеньор, сие будет разумно, до тех пор, пока мы не узнаем планов добродетельного епископа Вильбурга.

Архиепископ поглядел на приора тяжелым взглядом и произнес:

— А напомни ка мне, сын мой, ты ж хорошо помнишь все цифры, когда в последний раз еретики стояли под стенами нашего города, сколько добрых людей прислал нам епископ Вильбурга.

— Кнехтов более тысячи человек, монсеньор.

— С добрым ли оружием были они?

— С добрым оружием, монсеньор. И с хорошим обозом.

— А ленных рыцарей, а других всадников он присылал?

— Присылал, монсеньор, всех рыцарей было двадцать два, все были с ратными людьми и с холопами. И кирасир более шестидесяти. И от личной охраны епископа жандармы были семь копий.

— Личной охраны семь копий значит, были от него, — задумчиво повторил курфюрст Ланна, — это все?

— Еще шестьдесят арбалетчиков были и шесть двадцатифунтовых кулеврин, с огненным запасом. А еще казна была от него. Шесть тысяч золотых дукатов.

— А посильна ли помощь эта была, мог ли дать больше епископ Вильбурга мне?