— Куда едем? — осведомился он.

— Для начала ко мне, — отвечал дед Игнат.

Там он обернулся очень быстро, только зашел в дом и тут же вышел — с гармонью на плече и большой бутылью чемергеса.

— Ого! Мы что, на гулянку едем? — Иван был заинтригован, однако Игнатий Андреевич пока ничего не объяснил, а аккуратно пристроил гармонь на заднее сиденье, сам уселся рядом с водителем и дал команду ехать в центр, где купил на рынке роскошный букет белых и алых гладиолусов.

— Так куда же вы все-таки собрались? — полюбопытствовал, не выдержав, Иван. Дед Игнат смилостивился и наконец пояснил:

— Да вот… — задумчиво проговорил он. — Смотрел я тут все на вас, молодежь, и подумал: какое вы дурачье все-таки, сколько ненужных проблем сами себе создаете… А потом оглянулся на себя — а сам-то я не дурак ли? В общем…

Тут голос деда Игната изменился, стал непривычно тихим, можно сказать, застенчивым:

— В общем, решил я, Ваня, решил я исправить одну свою давнюю ошибку. Ты ведь знаешь наверняка, что мы когда-то с Таней очень крепко дружили.

— Так вы с Татьяной Сергеевной и сейчас до сих пор друзья, — отвечал Иван, сворачивая в нужном месте — он уже понял, куда они едут. Поглядев в заднее стекло, он увидел, что за ним свернул какой-то старенький разбитый «жигуленок», но не придал этому никакого значения.

— Вот именно, что друзья! — фыркнул дед Игнат. — А могли бы быть… В общем, Ваня, что говорить, нравилась она мне, ну и я ей… вроде как тоже. Жениться собирались, она меня и из армии ждала…

Дед Игнат замялся, помолчал, потянулся было за папиросами, но сдержался, не стал их вынимать.

— А потом, когда я из армии вернулся, сказал ей, что надумал поступать в военно-инженерное училище. Танечка-то и взъерепенилась: мало, говорит, я тряслась, пока ты солдатом в саперах ходил, ночей не спала, все думала, жив ли ты или уже на мине подорвался? Не ходи в саперы! И я дурак… Мне б тогда надо было обнять ее, приголубить да объяснить, что не каждый день мины встречаются, да и вообще… Вообще мог я, Ваня, ее и послушать да по другой тропке пойти. Но я ж молодой был, горячий да гордый. Подумал: «Что ж это мне женщина диктовать будет, что делать да как жить?!» Развернулся, да и уехал из Атяшево. Поступил в училище, окончил, ну и дальше что было, то было…

Он замолчал и вздохнул.

— Вы об этом жалеете? — удивился Иван.

— Да смотря о чем… — пожал плечами дед Игнат. — О том, что воевал и как жизнь прожил, не жалею, конечно. А вот о том, что не удержал ее тогда… Хотя, черт его знает, может, и слава богу, что так — со мной-то в мужьях седых волос у нее бы точно прибавилось. Соврал я, пожалуй, насчет второй тропки, Ваня. Наверное, нам в жизни только одна дорога возможна, а на другой-то и делать нечего. Только вот знать бы, где она, та верная дорожка, да найти ее побыстрее… А не то все ноги истопчешь, пока ищешь, а жизнь тем временем уж и мимо пролетит.

Он вновь помолчал, потом продолжил:

— Как бы там ни было, свою дорогу до половины я уже прошел. Пора подумать, как вторую проходить, — дед Игнат лукаво подмигнул. — Главное, чтобы не одному.