– Удивительно!

– Что же в этом удивительного?

– Иногда мне кажется, что это имя преследует меня. Впрочем, неважно… Чем вы занимаетесь, Дэн?

Я мог бы многое порассказать Анне Брейнсдофер-Пайпер, особенно о событиях последних трех суток, несколько м-м-м… э-э-э… изменивших течение моей обычно размеренной жизни. Анна – не мать соплячки, а сочинительница crimi, – оценила бы их по достоинству. Я мог бы придумать несуществующему Дэну, дружку соплячки, любую профессию, и сенегальское наркодилерство оказалось бы не последним в списке. Но я, благородный и порядочный человек, предпочитаю не врать.

– Журналистикой. Я – журналист.

– Да что вы! – преувеличенно радуется Анна. – Мы почти коллеги. Я…

– Вы пишете криминальные романы. Я в курсе.

– Говорят, у вас в России большие проблемы со свободой слова.

Теперь, не к месту упомянув о хреновой свободе слова, Анна Брейнсдофер-Пайпер выглядит как типичная среднеевропейская мудачка, Лягушонок была не так уж далека от истины.

– Говорят. Но ту сферу журналистики, в которой я работаю, это не затрагивает.

Анне явно нравится слово «сфера» и то, как я построил предложение. Анна улыбается мне – с облегчением и вполне по-дружески, я буду добр, снисходителен, терпелив и терпим, и я не сделаю плохо ее девочке.

Отлучившейся за презервативами.

– Вот как?

– Я пишу о кино.

Я больше никогда не напишу о кино. Ни одной строчки. Ни единой.

– Это замечательно! Это просто замечательно! Я так люблю кино…

Развить тему о кино не удается: вернулась соплячка. Теперь ее физиономия отягощена не только гроздьями подросткового герпеса, но и новым знанием обо мне. Наверняка она использовала поход в аптеку не только для того, чтобы затариться гандонами. Изучение моего паспорта – чем не забавное времяпровождение?

– Ты не очень-то похож на свою фотку, – шепчет мне Лягушонок, угнездившись на сиденье рядом со мной. – Во-первых, в жизни у тебя разные глаза…

– А во-вторых, я время от времени ношу контактные линзы, – таким же шепотом отвечаю я.

– Вы не скучали? – вопрос относится не только ко мне, но и к Анне.

– Ну что ты, детка! Мы разговаривали. Очень хорошо разговаривали. Правда… Дэн?

– Правда, – подтверждаю я.

– О чем? – Малолетней провокаторше не терпится узнать, о чем же таком разговаривали мы с Анной.

– О кино. О тебе.

– Даже обо мне? Ну и?

– Что – и?

– К какому выводу вы пришли?

– Мы оба о тебе беспокоимся. Переживаем. Мы оба любим тебя и хотим тебе добра. Ведь правда, Дэн?

– Правда, – подтверждаю я.

– Особенно ты, – соплячка показывает язык Анне, острый, красный, он должен быть хорошо заметен. В зеркало заднего вида.– Не пизди. Это только Дэн любит меня. Он – мой любимый дружок. Правда, Дэн?

– Правда, – подтверждаю я.

Герпесные губы Лягушонка тянутся ко мне. Никогда в жизни я добровольно не прикоснулся бы к таким губам. Прикасаться к ним – все равно что припадать к язве, к открытому гнойнику, но… Паспорт, паспорт, паспорт!..

…Всю жизнь мечтал поваляться в джакузи.

Август и Лора продинамили меня, сами нежились под вибрирующими струями, обдавали друг друга теплыми брызгами и к тому же… к тому же обсуждали мою скромную персону. «Чмо» – таков был вердикт, ничего большего я не заслужил. Чмошный парень, никчемный мужичонка – полная противоположность им самим, высоколобым, преуспевающим, гламурным.