Успех Псамметиха дал его подданным иллюзию возрождения. Но то была не более чем иллюзия. Прилив подлинной жизненной силы производит новые культурные черты, которые напоминают продукты других ренессансов только по мощи и творческому заряду того импульса, который их порождает. Но когда импульс и энергия отсутствуют, оглядывающееся назад общество стремится подражать прошлому, имитируя его внешние символы. Именно это и происходило в так называемом Саисском возрождении в период XXVI династии.

Самым ярким проявлением возрождения живописи было копирование – копирование настолько точное, что люди того времени воспроизводили штрих за штрихом роспись старых гробниц Древнего и Среднего царств. Не все искусство было рабским подражанием; начавшись в предшествующей династии, возможно под влиянием энергичных кушитских правителей, появляется новый стиль в скульптуре. Он виден в своих лучших образцах в некоторых головах царей и вельмож. Это твердые вещи, твердые по поверхности и по стилю, формализованные и все же оставляющие впечатление реализма. Эти две кажущиеся несовместимыми характеристики – натурализм и формализм – обнаруживаются в одно и то же время и в одних и тех же произведениях искусства. Результаты крайне любопытны. Но работы такого оригинального типа редки.

Изменившийся тон литературных текстов еще яснее указывает на изменение национальных установок. Есть некий шарм в поздних наставлениях мудрости; чувства, которые они выражают, кое в чем более симпатичны нам, чем довольно хладнокровная практичность более ранних советов молодым людям. Возьмем, например, такой отрывок из «Наставлений» отца, обращенных к сыну:

«Удвой пищу, которую ты даешь матери, носи ее, как она носила тебя. Она имела в тебе тяжелый груз, но она не оставляла его мне. После твоего рождения она еще была обременена тобой; ее грудь была три года у тебя во рту, и хотя грязь от тебя была отвратительна, ее сердце не отвратилось. Когда ты возьмешь жену, помни, как твоя мать рожала тебя и растила тебя; не давай жене своей причины осуждать тебя, не заставляй ее вздымать руки к богу».

В этих словах много чувства, хотя тон и откровенный выбор деталей поднимают текст над простой сентиментальностью. Сравним их теперь с наставлениями Птахотепа из периода IV династии по тому же предмету:

«Если ты человек с положением, ты должен основать семью и любить свою жену дома как подобает. Наполняй живот ее и одевай ее; притирания полезны для ее тела. Заставь ее сердце радоваться, ибо она есть прибыльное поле для своего господина».

В вопросе об относительной мудрости этих отрывков вкусы могут различаться, но в том, что касается смены установок, сомнений нет. Господствующая тема позднейших текстов – покорность и терпение; ключевое слово, которое повторяется ужасающе часто, – «молчание». Египтянин эпохи Древнего царства посмеялся бы над таким руководством к успеху: что, сидеть и молчать в то время, как бойкий на язык пройдоха прокладывает себе путь наверх? Самоутверждение ранних династий не лишено привлекательности; оно беззаботное, хвастливое и очень симпатичное. В своих величайших образцах оно смело вопрошать бессмертных богов о смысле жизни. Если люди могли хвастаться молчанием, дух Древнего Египта действительно умер.