Библейское описание разгрома Фив наводит ужас, но реальность не могла быть настолько ужасной. Местный князек Ментуэмхет, который был наместником кушитских царей, продолжал править в Фивах, когда ассирийцы ушли. Но Танутамон так и не вернулся. Если говорить о национальных психозах, можно сказать, что у кушитских царей появился египетский травматический комплекс. Вверх и вниз, взад и вперед; всякий раз, как они приходили в Мемфис, появлялись ассирийцы и заставляли их паковать вещи. Хватит так хватит. Они в полной безопасности процветали в собственном царстве, и там с этого времени и оставались. Последующая история царства Куш, которое отвернулось от Египта и обратилось на юг, весьма любопытна, и я хотела бы иметь время поговорить о ней подробнее. Столица была в конце концов перенесена еще дальше на юг, в Мероэ, и здесь жалкая версия египетской культуры влачила существование столетия, смешиваясь с различными туземными элементами.

Последние пирамиды Африки были построены в Куше, странные маленькие кирпичные имитации величественных памятников Гизы и Дахшура. Развился новый мероитский язык, возводились и поддерживались дворцы и храмы. Куш смотрел на Египет как на источник своей культуры, но никогда более не думал о его завоевании. Великолепие Египта, помутившее зрение Пианхи и Тахарки, ослепило Танутамона.

Рано или поздно большинство историков поддаются искушению открыть в истории ее причины. Мы имели случай поразмышлять о причинности выше, когда говорили о происхождении цивилизации и предложили простую аналогию с телегой на склоне холма. Эту фигуру речи можно продвинуть дальше. Она применима, с удобством, которого я, признаться, не предвидела, не только к процессу роста, но и к процессу упадка. Но я допускаю, что у читателя достаточно воображения, чтобы изобрести собственные образы: телеги, скрипя, останавливаются на плоских и монотонных равнинах и т. п. Рассмотрим вместо этого некоторые из факторов, которые выдвигаются как причины упадка египетской цивилизации: подъем жречества, которое не только контролировало парализующий объем национального богатства, но и душило экспериментирование и новые идеи; появление железа, которого нет в Египте, как материала для изготовления оружия и инструментов; давление великих миграций народов; загнивание врожденного египетского гения или этоса под давлением плохо ассимилированных влияний извне; все более формализующаяся социальная структура, где богатые становятся богаче, а бедные – беднее; вытеснение содержания формой и отказ от борьбы в интеллектуальной и духовной областях.

Вот что мы имеем: этакая милая репрезентативная выборка. Я тут ничего не придумала. Пожалуй, мне стоит изобрести парочку собственных объяснений:

1) есть фатальное нечто в психологии египетского народа, ведущее к регламентации и слепому повиновению; 2) воля богов.

Сомневаюсь, что смогу убедить читателя принять всерьез мою вторую причину; даже благочестивые историки допускают, что божество работает посредством некоторых различимых правил. Первое из моих предположений звучит не так неубедительно. Однако его абсурдность станет очевидной, когда я признаюсь, что взяла это предложение из контекста, не имеющего ничего общего с Древним Египтом, – из комментария по поводу событий, которые привели ко Второй мировой войне. Я изменила только название народа. Ссылка на фатальное нечто в психологии народа не объясняет ничего, кроме неспособности комментатора дать объяснение. Единственное различие между волей богов и врожденными расовыми характеристиками состоит в том, что первая вышла из моды, в то время как вторыми – увы! – обходятся слишком часто. Любое из двух может быть верным (хотя я позволю себе усомниться в этом), но ни одно из них не является особенно полезным в качестве принципа исторического исследования.