Вывод: лучше бы мне попался платок лет эдак в семьдесят.
— И… ты начала сразу часто их носить?
— Нет, сначала только на выступлениях. Но потом, уже в Париже, мне понравился один парень в коллеже. Ну и…
— Ясно, — вздохнула я.
— Да, я решила понравиться ему.
— Извини, но мне кажется, что тебе необязательно носить чулки для внимания мужчины.
— Скажи это шестнадцатилетней, — хмыкнула Лиля. — Тогда думаешь совсем по-другому. Я надела чулки на занятия один раз, второй. И заметила, что моя походка заставляет мужчин смотреть мне вслед. Понимаешь, это пьянит. Сначала немного, а потом все сильнее я чувствовала себя хозяйкой положения. Знаешь, как серый кардинал или тайная королева. У тебя две вещи, Элизабет, ты такого не чувствуешь?
— Нет.
— А что ты ощущаешь?
— Когда их снимаю, то легкое сожаление, без них — отвращение, а когда они на мне — прилив энергии. А как так получилось…
Я перевела взгляд на ее кресло. Губы Лили тронула легкая улыбка без малейшего проблеска радости.
— О, ту историю можно увековечить в книге. Когда мне было девятнадцать, я с приятелями поехала на горнолыжный курорт. В Швейцарии.
— О… — только и могла я сказать.
— Ну да, — кивнула Лиля, — предки спонсировали, почему бы и нет? И там были любительские соревнования. Раз в две недели. Мы же приехали туда на месяц. И там я выяснила, что чулки помогают и когда катаешься на лыжах.
— О не-е-ет! — простонала я.
— Сейчас вспоминаю ту себя и чувство, что там не я управляла телом, а кто-то чужой. Знаешь, это как оргазм, когда ты побеждаешь.
Чулки нашли слабость Лили — тягу к лидерству, к победе. И активно применили ее.
— Ты победила в обоих соревнованиях?
— В первом — да, а потом приехали они.
Лиля замолчала, а я не торопила ее. По влажному блеску глаз поняла: дальше рассказ получится совсем невеселым.
— Два парня и сестренка одного из них. Богатые, красивые, такие, знаешь, хозяева жизни. Но при этом не заносчивые, а вежливые. Просто в каждом движении чувствовалась власть. Понимаешь?
Я кивнула. Да, такая же магия власти исходила и от Хана.
— Я влюбилась, — просто проговорила Лиля, вертя ложечку в руках. — Как удар молнии. Серьезно. Посмотрела и поняла — вот оно! Богдан был просто воплощением того, что мне нравилось в парнях. Мы тогда оба словно сошли с ума. Я чувствовала, что не нравлюсь его сестре, не нравлюсь его другу, но мне было плевать. Кто они и кто я! Я! Которая могла заставить мужчин пускать слюни от одного только шага. Крохотного шага!
Лиля замолчала, понимая, что начинает повышать голос. Отхлебнула остывший кофе и продолжила уже потише.
— Потом были вторые соревнования, где я упала. С пятнадцати лет не падала, а тут просто не смогла удержаться на лыжах на крохотном трамплине, и все. Куча переломов, какие-то осложнения. По больницам провела столько времени, все надеялась, что встану. Что все это лишь временно. А потом наступило отрезвление. Спустя год. Когда я проснулась, подъехала к зеркалу и… тогда мелькнула мысль выброситься из окна. Я не знала, как дальше жить. Без танцев, без движений, без… него.
— Без Богдана? — спросила, пытаясь вспомнить, почему имя кажется мне таким знакомым.