Движение на дороге было не сказать, что спешное, и я стал обгонять повозки, пешие колонны в основном шли навстречу, изредка попадалась артиллерия. Побатарейно шли. Вот так я и догнал небольшую процессию. Два японских солдата конвоировали пятерых русских пленных, связанных одной верёвкой. Они брели в пыли дороги по одному друг за другом. Пристроившись сзади, я двинулся следом, поглядывая по сторонам. Мне свидетели не нужны, тут же обстреляют или начнут погоню. Да, я решил освободить пленных. Но пока на дороге были японцы, и я присмотрелся к пленным. Впереди шёл крепкий и самый высокий, весь в синяках, явно артиллерист, о чём свидетельствовали красные погоны. Фуражку он где-то потерял. Белые шаровары сильно испачканы на коленях землёй, сбоку вырван клок материи. За ним плелись три пехотинца. Обычная форма, блины фуражек на голове, тоже пыльные и грязные, у одного, молодого, бланш на пол-лица. Двое других сильно в возрасте, вроде таких в строю не держали. Вот с пятым, тоже пожилым, я никак не мог понять, что не так, пока не догадался, что он был не строевой, кажется, фельдшер. Похоже, японцы на обоз наткнулись, и пленные – результат боестолкновения. Кого побили, кого по степи рассеяли, а эти в плен попали. Теперь всё складывается, двое немолодых, видимо, возничие, фельдшер с ними был, а артиллерист и пехотинец или просто попутчики, например, в часть возвращались, или в охране были. Надо будет узнать, когда освобожу, угадал или нет.
Когда дорога стала свободнее, японцы далеко сзади и впереди, я сделал два выстрела из пистолета с глушителем и, соскользнув с коня на землю, подбежал к пленным с ножом в руке.
– Я свой. Сейчас срежу верёвки, и вы оттаскиваете трупы японцев в поле, там в траве их не будет видно. После чего уходим. Оружие и боезапас берём. Быстро, быстро.
Похоже, приблизившиеся японцы ничего не поняли и, когда мы удалялись от дороги, вслед нам не стреляли: сошёл кто-то с дороги, ну и чёрт с ним, а кто уходит, не разглядели.
Место в седле я сразу уступил самому престарелому, фельдшеру. А заметив, что бегущие рядом пленные задыхаются, я снял одну из фляг и передал бегущему рядом артиллеристу. Догадка оказалась верна: пленных мучила жажда. Так что, передавая друг другу флягу, два литра они выдули в момент.
Когда мы достаточно удалились и перешли на шаг, я стал опрашивать пленных. Кстати, фельдшер, он всё же был строевой, в звании унтера, тоже поинтересовался, кто я такой. Сказал, вызвав удивление, обо мне уже все слышали, причём только хорошее. Так что поглядывали на меня с некоторым почтением и уважением. Льстило, не скрою. Насчёт обоза я угадал, фельдшер и два возничих были оттуда, а вот молодой солдат и артиллерист – нет, их чуть позже свели вместе с обозниками. Они сообщили, как попали в плен. Ну, артиллерист ладно, до ветру отошёл от своей батареи, менявшей позицию, вот его и прихватили в качестве языка в кустарнике у дороги. А пехотинец оказался из летучего отряда разведчиков. Из тех, что работают по тылам японцев. Их вооружали парой пулемётов, проводили лёгкое обучение, и вот они уже действуют в тылах. Причём солдатик был уже опытным, четыре раза у японцев в тылу был. Как я понял, не только казаки так действовали, но и из пехоты формировали подобные отряды, особенно из эскадронов разведки. Тачанки становились новым словом вооружения и техники в этой войне, до такой степени, что и у японцев они стали появляться. Кстати, о Ене он знал, тот тоже на слуху был. А попал в плен просто: в бою чиркнуло пулей по голове, видимо, товарищи это не заметили или посчитали мёртвым, так что очнулся, когда его обыскивали. Рану он показал, приподняв свою мятую фуражку. Фельдшер обещал посмотреть, когда мы прибудем на место, японцы же перевязкой не озаботились, не посчитав это нужным.