Точно такие же глаза были у Мохаммеда Джемаля на допросе по делу Шлегель много лет назад: тот же яростный протест, то же настойчивое отстаивание своей невиновности. Джемаль, как выяснилось позднее, был прав. А вот Бен-Рой… «Остерегайся их, Юсуф. Остерегайся евреев», – пронеслось в памяти давнее наставление отца.

Он сморгнул еще одну каплю пота, переводя взгляд с Лайлы на Бен-Роя и обратно, и снова щелкнул затвором.

– Бросай «пушку», Бен-Рой!

– Нет!

– Бросай и вставай на колени!

– Ты спятил! Не понимаешь, что делаешь, тупая арабская…

Не дав ему договорить. Халифа выстрелил. Пуля застряла в камнях всего в дюйме от правой ступни Бен-Роя. Израильтянин посмотрел вниз, затем наверх и по сторонам; глаза его сверкали, словно бурлящая сталь, рот перекосился – казалось, нижняя часть лица вот-вот отвалится. Наконец с отчаянным воплем, который издает раненый лев, полицейский швырнул «шмайссер» и опустился на колени. В ту же секунду Лайла подскочила к нему, схватила автомат и, отойдя на пару шагов назад, жестом заставила Бен-Роя лечь на живот.

– Эти «воины Давида», – произнес Халифа, – когда они…

Он осекся, почувствовав толчок холодного дула, внезапно упершегося в его шейный позвонок.

– Думаю, этого достаточно в качестве ответа. А теперь положи винтовку на землю и подними руки.

В первый момент Халифа хотел предупредить Лайлу, но в его положении, с дулом у затылка, один звук означал бы самоубийство. Не пытаясь сопротивляться, он, как и было велено, отложил «маузер» и скрестил ладони на голове. Дуло автомата тотчас убрали, чья-то грубая ладонь схватила руку инспектора и выкрутила ее, вынудив его встать на ноги и обернуться.

Вокруг стояли шестеро мужчин, включая того, кто держал Халифу. Все были крепкого сложения, с суровыми непроницаемыми лицами, на всех были лыжные куртки и черные шапочки, довольно нелепо выглядящие. У пятерых на груди висели автоматы «узи», а шестой – самый старший, только что говоривший с Халифой – сжимал пистолет марки «Хеклер и Кох». Он был низкорослый, мускулистый, с бледным, сильно заросшим лицом. На руках у него были перчатки. Кристальной ясности догадка, какие осеняют в моменты крайней опасности, пронеслась в голове у Халифы: перед ним стоял тот самый человек, портрет которого он видел на обложке журнала «Тайм» в гостиной виллы Пита Янсена, – Барух Хар-Зион.

«Вот подонок этот Бен-Рой, – подумал инспектор. – Лживый еврейский подонок».

Обменявшись полушепотом короткими репликами на незнакомом Халифе языке (вероятно, на иврите), мужчины пошли к краю выступа. Державший инспектора за руку снова дернул ее, на этот раз заставив египтянина повернуться обратно, лицом к ящикам. К тому времени Лайла уже заметила, что наверху что-то стряслось. Она спряталась за одним из ящиков и, не шевелясь, бледная от волнения, по-прежнему направляла дуло «шмайссера» на лежавшего лицом вниз Бен-Роя. Халифа подумал, что израильтяне сейчас откроют пальбу, однако они лишь молча смотрели вниз, держа наготове «узи». Один из них, высокий, со стриженными «под ежик» волосами, подошел к самому краю и, нагнувшись, принялся разглядывать подъемник.