– Право женщины, – сказал он.
Она в нерешительности посмотрела на инспектора, заметив, как расширились вдруг его зрачки, и почувствовав приближение ужасной развязки. Затем отложила фонарь, взяла в руки лом и подошла к ящику.
– Момент истины, – произнесла она, с усилием заставив себя улыбнуться.
– О да, – прошептал Бен-Рой.
Левый задний угол ящика был поврежден, и в этом месте проходила длинная трещина. Лайла подошла поближе и принялась расширять ломом трещину, чтобы приподнять крышку, однако та, плотно прибитая, не поддавалась. Бен-Рой наблюдал за журналисткой, стоя на месте.
– Галя, – произнес он через некоторое время.
– Что?
– Ее звали Галя.
Она вытащила лом из щели и, приложив все свои силы, дернула его в сторону.
– Кого?
– Женщину с фотографии в моей квартире. Ты спрашивала, кто она. Ее звали Галя.
«К чему он клонит?» – подумала про себя Лайла и сказала:
– Понятно.
– Моя невеста.
– Понятно, – повторила она.
Крышка начала подниматься, и гвозди заскрипели один за другим, по мере того как выдирались из стенки ящика. Она повернулась лицом к ящику и спиной к Бен-Рою, не спускавшему глаз с ее шеи.
– Мы собирались пожениться.
Оставалась всего пара гвоздей. Из-под крышки показалась желтая солома.
– На берегу Галилейского озера, – сказал он. – На рассвете. Там самый прекрасный вид в это время суток.
Лайла оглянулась. Какого черта он говорит ей это?
– Что случилось? – спросила она. – Она бросила тебя?
Бен-Рой зажал фонарь в одном положении.
– Она погибла от взрыва.
Мурашки пробежали у Лайлы по плечам.
– За неделю до свадьбы. В Иерусалиме, на площади Хагар. Аль-Мулатхам.
Послышался громкий резкий звук, последние гвозди вылетели, и крышка ящика с грохотом упала вниз. Лайла, однако, даже не заметила этого, настолько поразили ее слова Бен-Роя. Она тотчас все поняла: террористы убили его чертову невесту, и теперь он собирается отомстить ей .
Она почувствовала, как за ее спиной Бен-Рой наступает, занося кулак для удара. В то же мгновение Лайла стремительно ринулась в сторону и, развернувшись, метнула в него острие лома. Готовый к атаке, израильтянин увернулся от лома и стукнул журналистку металлическим ободом фонаря по лицу. Лайла упала лицом вниз и распласталась по холодным камням пещеры.
– Почему ты мне не веришь? – задыхаясь и корчась, спросила она; коленными чашечками он сильно давил ей на спину.– Я не…
Она почувствовала, как он расстегивает и вытрясает ее рюкзак. Затем его мощная ладонь схватила ее за подбородок и дернула. Он рычал как дикий зверь.
– Я душусь «Манио»! – выпалил он. – Понимаешь, ты, поганая арабская тварь! Я душусь «Манио»! Ну, говори, где он? Немедленно говори, а не то сверну твою чертову шею.
Восхождение оказалось не таким трудным, как опасался Халифа, хотя на последнем этапе мороз уже начал сводить его коченевшие ступни и ладони. Значительно облегчали путь глубокие следы в снегу, которые оставили после себя Бен-Рой и Лайла. Каждые сто метров он делал перерыв, разжигая клочки бумаги, которые прихватил с собой из машины: карты, письма, присланные по факсу, автомобильную документацию – и лихорадочно потирал пальцы, чтобы спастись от обморожения, неминуемого в такой тонкой одежде и при таких температурах.