Племянник Гоша ходил вдоль забора, щупал доски, что-то бормотал под нос. Подергал столбики и даже один подпер доской. Делал вид, что вникает в задачу. Она наклонилась над очередной пачкой журналов и вздрогнула, когда за спиной услышала его голос:

— Если столбики подпереть, забор можно выровнять.

— Это я и сама могла сделать, — сердито обернулась она, недовольная тем, что он так бесшумно подкрался. — Забору уже лет двадцать. Там досок гнилых через одну. Менять надо полностью.

— Охота тебе тратиться, тетя Варя? — буркнул он, стоя перед ней как памятник, засунув руки в карманы обвисших штанов.

— А это уж не твоя забота. Я на забор, может, года три копила.

— Так их можно получше заложить…

— Чего? — не поняла тетка.

— Потратить, говорю, можно поинтереснее. Купи себе шубу, например. Или кровать новую.

— Шуба мне не нужна. Здесь не Север. А кровать у меня хоть и старая, но крепкая. Хочу забор новый!

Он насмешливо взглянул на нее и скривился в улыбке:

— Сделаю тебе забор, не заморачивайся. Хотя считаю, что траты твои — бесполезняк.

Гоша сел на скамеечку у душа, а тетка поняла, что придется привыкать к новым словам. Она взглянула на застывшую, как мумия, фигуру племянника, и тоска подкатилась к сердцу. Чистая мумия — с забинтованной головой, бледным узким лицом и закрытыми глазами. Губы он плотно сжал в узкую щель. Руки сложил на коленях, сцепив пальцы. Краше в гроб кладут… — подумала Варвара Степановна. И опять подступила мысль — не надо было пускать его в свой дом. Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, взяла несколько подсохших на солнце, еще теплых журналов и пошла в дом. Машинально заперлась в своей комнате и подумала, что никогда ей не приходилось в собственном доме среди бела дня запираться. Даже когда покойный жилец Юра квартировался у нее, она и на ночь от него не запиралась. Такой спокойный мужик был, работал с утра до вечера, к чаю приносил частенько сладенького… Если бы не был на двадцать лет ее моложе, у них, может, что-то и получилось бы. Хоть годочек пожила бы за мужской спиной, вниманием не обделенная. Жалко Юру… И что его понесло через пути дорогу сокращать? А этот конь двенадцать лет отсидел, чему только там не научился… Ведь невооруженным взглядом видно — опасность от него исходит. А вот какое женское сердце сострадательное: увидела его — худющего, замученного, глаза голодные, вид жалкий, — она сразу и растаяла. Ведь один-одинешенек на целом свете, ничего хорошего в жизни не видел. Всю свою молодость за колючей проволокой провел. Ведь сын ее родной сестры… Не зря говорили мудрые: бойся первого порыва.

Варвара Степановна читала до вечера старый журнал «Юность». Хотя и вспомнила, что когда-то попадался ей этот номер. Но уж больно жалостливая была повесть про любовь двух ребят, школьников еще, которым подлая мать мальчишки ставила препоны. И конец какой душераздирающий. Мальчонка, похоже, погиб.

Кто-то задергал калитку, постучал нетерпеливо. Варвара Степановна тяжело встала из кресла и потопала на голос соседки:

— Варя, ты что там, уснула? Открой скорее.