Отворилась дверь, и к нам вошла Каролина.

— Я только что видела в селе подозрительных молодых людей, — сказала она. — За плечами у них были черные рюкзаки. Точь-в-точь такие, какой я видела у своего дяди.

— Довод, конечно, наивный. Но, может, действительно поговорить с ними? — сказал Аркадий. — Посмотреть их документы?

— Быстро в машину, — согласился я. — Едем.

Трудно было предположить, чтобы диверсанты шли «табуном», и вряд ли разведка могла дать им всем одинаковые рюкзаки. Но теперь мне вдруг вспомнилось, что один из тех парней как-то по-особенному взглянул на Семерша. Именно это и заставило меня спросить учителя, не знает ли он кого-нибудь из них.

Парней догнали быстро. Предложили сесть в машину.

— Мы арестованы? — спросил один из них.

— Нет. Вы идете от фронта?

— Да.

— Нам нужна ваша помощь.

Этого высокого, угловатого, смуглого парня звали Шандор. Он понравился нам больше других. Была в нем какая-то вызывающая смелость и непосредственность, граничащая с детской наивностью. На нас он смотрел свысока, даже презрительно.

— Итак, мы арестованы, — сказал он. — Позвольте узнать, за что?

— Надо выяснить кое-какие вопросы. Может, поужинаем вместе?

— А мои товарищи, где они?

— За них не беспокойтесь.

В течение ужина Шандор не проронил ни слова, о чем-то сосредоточенно думал.

— Как ужин? — спросил его Аркадий.

— Вполне европейский. Благодарю. А какие вопросы?

— Откуда вы знаете Семерша? — спросил я.

— Семерша? — Шандор старался держаться спокойно. — Допустим, я знаю его по разведывательно-диверсионной школе. Вас это интересует?

— Нас, собственно, интересует, с каким заданием перебросили вас через линию фронта?

— Я на этот вопрос ответить не могу. Во-первых, нас никто не перебрасывал. А если не перебрасывали, то и задания никакого не давали. Логично?

— Совсем нелогично, Шандор, — сказал Аркадий по-венгерски. — Раз вас учили, то должны были перебросить. А что же во-вторых?

— Вы мадьяр? — спросил Шандор, вместо того чтобы ответить.

— Я русский.

— Не верю. Вы слишком хорошо знаете наш язык. И все же нас не перебрасывали.

Другие сказали то же самое, а о Семерше лишь то, что нам уже было известно: освобожден из школы в связи с болезнью матери.

Ночевали мы в одной комнате втроем. Шандора уложили на кушетке, я лег на кровать, Аркадий — на большой стол. Мы не нарушили своего правила складывать одежду и оружие около себя на стулья. Правда, вторые пистолеты мы с Аркадием положили под подушки.

Все трое не спали. Аркадий ворочался с боку на бок, и уж, конечно, не потому, что было жестко. Шандор то и дело шмыгал носом.

Ночь на исходе, а меня не покидает мысль: «Не может быть все так просто и безобидно, как показывают эти мальчишки». Только задремал, слышу, Шандор что-то забормотал.

— Что он говорит? — спрашиваю Аркадия.

— Интересуется, почему мы не спим.

— Почему вы не спрятали пистолеты, а положили на стулья? — вдруг, вскочив с кушетки, громко сказал Шандор. — Вы считаете меня глупым мальчишкой? Ошибаетесь. Убейте — ничего не скажу!

— Какая муха вас укусила, Шандор? — спокойно сказал Аркадий.