— Бог велик! Аллах акбар!

Дориан поскакал вперед, чтобы занять позицию, с которой можно руководить боем, но тяжелая пуля из мушкета с глухим звуком ударила его коня в плечо, и тот, дергая ногами, упал.

Дориан сумел соскочить и легко приземлился. Вокруг стоял страшный шум, но сквозь него он услышал голос:

— На них, парни! Отрубим сарацинские головы!

Голос англичанина, с девонским акцентом, и это поразило Дориана больше взрыва.

— Англичане!

Он много лет не слышал родного языка. Неожиданно все эти годы куда-то исчезли. Здесь его соотечественники! Его подхватил водоворот противоречивых чувств. Он огляделся, отыскивая способ остановить бой, спасти жизнь и своим людям, и соотечественникам.

Но копье войны было пущено, и он опоздал менять направление его полета. Дориан поискал Ясси: та по-прежнему прижималась к камню. Но предупреждающе крикнула, показывая ему за спину:

— Сзади, господин!

Дориан развернулся навстречу человеку, напавшему на него.

Это был рослый широкоплечий разбойник с кривым носом и кудрявой черной бородой. Лицо у него загорело и обветрилось, но в его глазах было что-то такое, какой-то зеленый блеск, что затронуло самые глубины памяти Дориана. Однако ему некогда было задумываться над этим: разбойник набросился на него с невероятной быстротой и силой.

Дориан отразил первый выпад, но он был так силен, что рука онемела до самого плеча. Он сделал контрвыпад, стремительный и изящный, и англичанин, остановив его, захватил оружие Дориана в классическое длительное удержание; оба лезвия завертелись, так что сталь зазвенела и запела.

В это мгновение Дориан осознал три обстоятельства: англичанин — лучший фехтовальщик, с каким ему приходилось встречаться; если он попытается разорвать это соединение, он мертвец; и он узнал шпагу, не дающую двинуться его клинку. Он видел эту шпагу на боку отца, когда тот стоял на юте «Серафима». Вороненая сталь и золотая инкрустация слепили глаза. Это та самая шпага, несомненно.

Тут противник в первый раз заговорил, и его голос не был глухим от усилий, с которыми он сдерживал ятаган Дориана.

— Давай, Абдулла, позволь мне срезать еще клок с твоей бритой головы!

Он говорил по-арабски, и Дориан узнал этот голос.

«Том!» — хотел он закричать, но потрясение было столь велико, что слова не шли с языка, и с его губ не сорвалось ни звука. Мышцы правой руки расслабились, и он опустил клинок.

Опустив клинок, никто не оставался в живых, если этот клинок удерживал особым приемом Том Кортни, и смертельный удар последовал, как гром среди ясного неба. В последнее мгновение Дориан отстранился, всего на дюйм изменив направление движения руки брата, и почувствовал, как клинок вонзается в правую сторону его груди. Ятаган выпал из его переставших слушаться пальцев, и он опустился на колени; шпага по-прежнему оставалась в его груди.

«Том!»

Он снова попытался произнести это имя, но не сумел издать ни звука. Том откинулся, и шпага с мягким чмоканьем, словно ребенок оторвался от соска, вышла из тела.

Дориан повалился ничком. Том переступил через него и опустил клинок, чтобы закончить дело. Но прежде чем он смог нанести смертельный удар, кто-то маленький бросился между ними, закрыв собой тело Дориана.