Николай подвинул к себе столик с телефоном, взял листок с номерами, разобрался, по какому коду звонить, набрал номер. Трубку сразу взял Мефодий.

– Никола? – закричал он. – Как дела в столице, как товар и чего не звонишь?

– Здорово, отец, – ответил Акула. – Не кричи, все в норме. Вот сидим в гостинице, кое-что посмотрели, твой старый кореш коньяк пьет, а помогать в покупках отказывается.

– Дай сюда, я объясню, – зарычал Мефодий.

– Не надо, я и сам говорить умею. Он мужик неглупый, сообразит: если меня к стенке не ставить, то я человек нормальный. Ты ему скажи, что меня очень ждешь, и запиши мой телефон. – Акула продиктовал номер, протянул трубку Ускову.

– Здорово, старина, – севшим голосом произнес Усков и замолчал, слушал, становился все меньше, словно таял.

Акула отобрал у него трубку.

– Мефодий, это снова я. В городе порядок? Ну и хорошо. За меня не беспокойся, Сергей Васильевич мужик правильный, мы с ним, уверен, договоримся. Буду звонить каждый день в это время, – и положил трубку.

Усков сидел в кресле согнувшись, закрыв глаза, по его впалым морщинистым щекам текли слезы. Николаю стало так муторно, словно он ударил старика или ребенка. Выпил коньяку, другую рюмку сунул в безвольную руку Ускову, но старый вор не удержал, рюмка упала на ковер. Николай разозлился, снова наполнил рюмку, запрокинул голову Ускову и вылил в его кривящийся рот коньяк. Усков поперхнулся, натужно проглотил, пробормотал:

– Будьте вы прокляты.

– Мы прокляты, а тебя, так живым на небо пора тащить? – зло спросил Акула. – Чего разнюнился, как баба? Чего такого тебе Мефодий сказал?

– Он спросил… – Усков икнул. – Он спросил, сколько моим ребятам годков.

Акула знал своего крестного, понимал, что это не пустая угроза. Видно, Усков тоже хорошо знал Мефодия.

– Я повешусь, он не посмеет тронуть сирот. – Усков утерся, выпил еще, зыркнул с ненавистью.

– Ты что, сука, в гестапо попал? – вспылил Николай. – Слушай и запоминай! Пока я живой и на свободе, никто не посмеет и пальцем тронуть твоих пацанят!

– Ты не знаешь воров! Аленке уже семнадцать, на сходке ее порвут.

– А ты не знаешь меня, – тихо ответил Акула. – Если что, то первым умрет Мефодий. Он мне заместо отца, но убью, как собаку, прежде чем рот откроет. Вот тебе крест! – Он широко перекрестился.

– Ты что же, против своих пойдешь? – не веря, спросил Усков. – Тебя же везде найдут.

– Держи деньги и не бросайся больше. – Акула сунул сверток в руку старого вора. – Мы сделаем так. Мне показываться на глаза моим бойцам нельзя. Ты прав – сразу соучастник, а то и организатор. Где моя дурья башка раньше была? Но я не отступлюсь. Ты свою «Волгу» перегони в свой гараж. Ездить будем на «Жигулях», они ничьи, от них дороги нет. Вопрос один: как определить момент мочиловки? Машину, так думаю, надо ставить не у их квартиры, а у того дома, что они тогда рассматривали. Нечего за ними кататься, засечь могут. А мочить будут обязательно вечером, поутру народ на работу идет, и машин на шоссе много, можно в затор попасть. Надо встать неподалеку от того подъезда, ждать…