– Художник из нее так себе, – заметил один из преподавателей.

– Но у нее определенно богатое воображение, – ответил второй, скептически поглядывая на белого дракона, свернувшегося вокруг перил лестницы.

Ученики изучали математику и географию, науку и искусство. Из местных городов и поселков привезли мастеров, чтобы обучать их ремеслу. Новый король надеялся отменить призыв через пару лет, и если он преуспеет, каждому равкианцу потребуется начать свое дело. Когда у детей выявляли способности гришей, им разрешалось выбирать, поедут ли они в Малый дворец или нет, но в любом случае двери Керамзина всегда оставались для них открытыми. По ночам их просили упоминать в своих молитвах имя юного короля – Короля шрамов, который сделает Равку сильной.

Даже если мальчик с девочкой не были дворянского происхождения, у них определенно имелись друзья из высших слоев общества. Им часто приходили подарки, иногда отмеченные королевской печатью: набор атласов для библиотеки, плотные шерстяные одеяла, новые сани и пара одинаковых белых лошадей для них. Однажды к ним приехал мужчина с флотом игрушечных лодок, и дети тут же устроили мини-регату в ручье. Преподаватели отметили, что незнакомец был юным и красивым, с золотистыми волосами и светло-карими глазами, но определенно странным. Он остался на ужин и ни разу за вечер не снял перчатки.

Каждую зиму, во время празднования Святого Николая, по заснеженной дороге проезжали сани, запряженные тройкой лошадей, и из них выходили три гриша в мехах и плотных шерстяных кафтанах – красном, фиолетовом и синем. Их сани были загружены подарками: инжиром с абрикосами, пропитанными медом, кульками ореховых сладостей, перчатками, отороченными мехом норки, и сапогами из мягкой, как масло, кожи. Они засиживались допоздна, намного позже того, когда дети ложились спать, и беседовали, смеялись, рассказывали истории, ели маринованные сливы и жарили сосиски из баранины на огне.

В первую зиму, когда друзьям пришло время уезжать, девочка вышла под снег, чтобы попрощаться, и роскошная шквальная со смольными волосами вручила ей еще один подарок.

– Синий кафтан, – сказала учительница математики, качая головой. – И что она будет с ним делать?

– Может, она знала погибшего гриша, которому он принадлежал, – предположила повариха, заметив, как на глаза девочки навернулись слезы. Они не видели записки, в которой было сказано: «Ты всегда будешь одной из нас».

Мальчик и девочка оба познали потери, и горе никогда их не покидало. Иногда он обнаруживал ее у окна, играющей с лучиками света, которые лились через стекло, или сидящей на ступеньках приюта и глядящей на пень дуба неподалеку от ворот. Тогда мальчик крепко ее обнимал и вел к берегу пруда Тривка, где жужжали насекомые, высоко росла сладкая трава, и где забывались старые раны.

Девочка тоже видела его грусть. Хотя лес по-прежнему приветствовал мальчика, теперь они перестали быть связанными врожденными узами, которые сгорели в тот же момент, когда он отдал жизнь ради девочки.

Но уже через час преподаватели ловили парочку на том, что они хихикали в темном коридоре или целовались у лестницы. Да и кроме того, у них было слишком много забот, чтобы долго печалиться. Нужно было вести уроки, готовить еду, писать письма. По вечерам мальчик приносил девочке чай с цветком яблони, плавающим в голубой чашке, и кусочек лимонного пирога. Он целовал ее в шею и нашептывал ласковые слова на ухо: красавица, любимая, заветная, мое сердце.