– Надо же! – снова «восхитился» Гуров. – Если это ведомство экономического блока, то полотно с задницей запросто может стать иллюстрацией того, в каком именно месте рискует оказаться наша экономика при таких министерских ценителях «прекрасного»!
Не выдержав, парень приглушенно фыркнул и, зажимая рот рукой, затрясся от неудержимого, беззвучного хохота. Спешно примчавшийся его напарник, с удивленным осуждением взглянув на происходящее, доложил Льву, что «мистер Шэпли» ждет его в своем кабинете. Они прошли через одну из малоприметных дверей, проследовали по не очень длинному коридору и оказались перед дверью, на которой была прилеплена одна из рекламных афиш. Осторожно постучавшись и заглянув внутрь, охранник что-то спросил на «нижегородско-английском» и, распахнув перед Львом дверь, уже по-русски объявил:
– Прошу!
Джереми Шэпли оказался щупловатым, хотя и высоким гражданином лет сорока с изрядным «гаком», с супероптимистичной улыбкой на лице и козлиной бородкой. Одет он был в тонкий свитер и джинсы. Как с первого взгляда успел заметить Гуров, обстановка в кабинете «великого художника» была достаточно претенциозной, но без особого вкуса. Поприветствовав американца типично американским: «Хау ду ю ду, мистер Шепли!» и услышав в ответ то же самое, Лев показал ему свое удостоверение и представился по-английски:
– Полковник Лев Гуров, Главное управление уголовного розыска.
Издав недоуменное «О-о-о!», американец пригласил его сесть в кресло и поинтересовался причинами визита «мистера полковника».
– Мы занимаемся расследованием дела о смерти гражданина Франции Анри Дебирэ, который умер вчера после обеда в гостинице «Московский уют» за два часа до того, как должен был вылететь из Шереметьево в Париж. Вам такой человек был знаком? – Лев окинул своего собеседника изучающим взглядом.
Супероптимистичная улыбка Шэпли тут же трансформировалась в растерянно-кисловатую, глаза забегали, и он поспешно замотал головой.
– Нет, нет, это имя я слышу впервые.
– Но уж со своим-то соотечественником, мистером Фэртоном, вы наверняка были знакомы?
Окончательно растеряв свой оптимизм, художник неохотно кивнул:
– Йесс… Я видел его всего пару раз – он приходил ко мне на выставку. Простите, а каким образом мистер Фэртон мог быть связан с тем, что случилось с Дебирэ?
Лев, безмятежно улыбаясь (что, как он заметил, его собеседника повергло в нешуточную тревогу), охотно пояснил:
– Так смерть Анри наступила в момент его любовных утех с Фэртоном. Они же были… гм-гм… «мужем» и «женой». Или вам это неизвестно?
– Нет, я не знал! – поспешил уведомить Шэпли и с некоторой нервозностью взглянул на настенные часы.
Чувствовалось, что он ждет не дождется конца этого не вполне приятного разговора. Делая вид, что ничего этого не замечает, Гуров продолжил:
– А Фэртон вам ничего не рассказывал про некий раритет, который Дебирэ похитил в квартире профессора Дорынова? Это папирус, содержащий иероглифический текст времен первых фараонов Древнего Египта.
У Шэпли при этих словах нервно дернулась щека, но он изобразил оптимистичное безразличие, вроде того: «Ну а мне-то что до этого? Поду-у-у-маешь!..», и сказал вслух: