А мы тем временем возвращаемся в село… ой, в ПГТ Воскресенское, расположенное в глухих, местами чащобных заволжских лесах посреди раскольничьих срубов, медведей, лосей и росомах – я это не для красного словца сказал (хотя и для него тоже), всё это добро тут присутствует в вагонных партиях.
Инсталляция компьютеров и программного обеспечения прошла примерно так же, как и в Вознесенском, разве что козы возле крыльца не гуляли и руководитель здесь на полковника не тянул, максимум на капитана третьего ранга. Управился я, однако, со всеми этими делами где-то к вечеру, везти до станции (120 км) меня никто не захотел, так что сказали мне, что полно тебе, милок, горе горевать, остаешься ночевать. На ночлег определили в гостевой дом, на гостиницу он не тянул, но на дом вполне – это было каменное двухэтажное строение на околице, с одной стороны река, с другой гудящий сосновый бор. Стены в полтора метра толщиной, верхушки маленьких окон полукругом выгибаются и очень походят на бойницы, по всему видно было, что это 19 век, может даже конец 18-го. Заведующая этим гостевым домом, маленькая и нехудая дама сильно за 40, определила меня в номер (здоровенная комната под 30 квадратов с койкой в одном углу и столом в другом) на втором этаже, взяла вперед тыщу, выдала квитанцию с печатью и ключи от входной двери.
– А это еще зачем? – спросил я.
– Так нету больше никого, ты первый постоялец за эту неделю, закроешься на ночь изнутри, чтоб не беспокоили.
– Понятно, – сказал я, – а чего так, очень мало народу у вас бывает?
– Да народ-то приезжает, но тебе честно скажу, что не очень хорошая слава у этого дома, вот и боятся люди… – тут она вытащила из пакета, который все время с собой таскала, один здоровенный помидор и пару таких же больших красненьких яблок, – на вот тебе, со своего огорода сорвала.
Яблоки с помидором я взял, но про нехорошесть дома всё же предпочел уточнить:
– Так что там со славой у этого домика-то, расскажите.
– Черти тут водятся, люди говорят… а еще в прошлом году один постоялец повесился ночью, вон на том крюке, – и она показала мне на крюк, вбитый над дверью на лестницу, – мы утром пришли, а его ноги в проходе болтаются.
– А из-за чего он так, не выяснили?
– Милиция следствие провела, как же, сказали, что у него был этот… как его… депрессивный психоз на почве злоупотребления алкоголем, но никто в это особенно не поверил.
– Ладно, у меня никаких психозов нет и нервы крепкие, так что наверно прорвемся, а за яблоки спасибо конечно.
Ни душа, ни ванной комнаты тут естественно даже в проекте предусмотрено не было, поэтому я облился кое-как на заднем дворе холодной водой из ведра, слушая гукающие звуки из глубины соснового бора… кто же это там так гукать может, не определил… а дальше закрыл за собой наружную дверь (тоже непростая штука была, толстая, как актриса Крачковская, и обитая железными пластинами по периметру и еще вдоль раза три, такую хрен вышибешь, если вдруг поставят такую задачу) и поднялся в свой номер по рассохшейся лестнице. По дороге внимательно осмотрел крюк, на коем повесился давешний постоялец – ну крюк крюком, ржавый и кривой, ничего особенного.