— Значит, у кого, говоришь, эти телефоны?

— Да, считай, у всех! Воспользоваться ими может практически каждый желающий.

— Дерьмово…

— Как быть?

— Да хрен его знает, как тут быть. Стрелок твой вон тоже от непоняток коленце выписал…

— Какое еще коленце?

— А такое. Не по телефону обсуждать, вот какое.

— Он в Москве?

— Нет. Носят черти…

— Про «Корп-Ин…»

— Говорю же — не по телефону.

Возвращаюсь на площадку и первым делом натыкаюсь на взгляд Яблонского. Хороша б я была, если бы вчерась все-таки влезла к нему в номер с бельевой веревкой и своими вопросами… Мне становится так стыдно, что лицо мое заливает жаром. Наверняка стала красной, как рак. Еще не хватало! Яблонский продолжает сверлить меня тяжелым взглядом, и я трусливо предпочитаю борьбе бегство.

В гостинице по-прежнему пусто и тихо. Поднимаюсь на свой этаж, открываю дверь в номер и чуть не вскрикиваю от неожиданности, когда мне навстречу с кровати поднимается Егор. Обида на него за то, что так и не появился рядом, когда был так нужен, за то, что так и не перезвонил, так и не разделил со мной боль, которую мне причинила смерть отца, вспыхивает с новой силой. Что ему теперь-то нужно?

Так и спрашиваю. Пожимает плечами независимо.

— Новостями поделиться хотел.

— Хорошими или плохими? Если плохими, то можешь сразу выкатываться. Мне плохих надолго хватит.

— Мне очень жаль, Маш, что так вышло с твоим отцом…

— Мне тоже.

Молчим. Мнется, явно на что-то решаясь. Потом вынимает бумажник.

— Если ты не против, я бы хотел как-то…

— Помочь? Спасибо, но с этим ты немного опоздал. Мне уже помогли.

Скулы его краснеют. Он неловко прячет кошелек обратно в карман. Откашливается. Что-то еще скажет? Или нет? Смотри-ка все-таки решился!

— Это твой режиссер? Он денег дал?

— И он в том числе.

Опять хватается за бумажник.

— Верни ему. Сколько?

— Верну. Сама. Когда смогу.

— Маш, он ведь преступник, сама знаешь. И вообще, я не хочу, чтобы ты…

Стою, улыбаюсь ему в лицо. Как мило! Степень «преступности» Яблонского здесь совершенно не при чем, просто самолюбие Егора оказалось задето тем, что его жену (хоть и бывшую) ссужает деньгами другой мужчина. Как обычно мои чувства, мои переживания его интересуют в последний момент. Вместо того, чтобы поговорить о том, каково мне сейчас, как-то поддержать морально, позволить выплакаться на своем плече, наконец, он просто сует мне деньги…

— Уходи, Егор.

— Не истери. В конце концов у нас здесь есть общее дело.

Офигеть! Чтобы Егор да со мной, да про общее дело?! И никаких: езжай в Москву, там глажки гора?!! Впрочем, теперь ему, небось, кто-то другой гладит. Может, в этом объяснение всему?

— Говорю же — у меня новости. Во-первых, я тут кое-куда влез…

Продравшись через компьютерный жаргон, которым изобилует его рассказ, наконец-то понимаю, что Егор взял и взломал сервер той самой компании «Корп-Инкорпорейтед», которая купила цирк моего отца.

— Я перетряс всю бухгалтерию, все закрытые внутренние файлы, все договоры и всю отчетность. Но ничего, кроме банального ухода от налогов, в делах компании так и не нашел… То ли ведут они бухгалтерию по операциям с наркотиками по-стариночке, на бумаге. То ли хозяин компании и нынешний владелец цирка твоего отца к этому подлому бизнесу не имеет никакого отношения. Понимаешь, что это значит?