Так вот! Та девчонка рассказывала историю про свою бабушку. Причем как-то просто к слову. Почему она меня так зацепила, что я запомнила ее навсегда?.. Мама и папа этой девчонки (когда ее самой еще и в проекте не было) пришли домой из института среди дня. Уходить по делам (они оба подрабатывали вечером) им надо было еще только через пару часов. Постоянный недосып сказывался, и они решили прикорнуть, пока было время. Предупредили бабушку, чтобы она разбудила их строго в определенное время.
Проснулись — за окном тьма, вместо белого дня, как планировалось. А рядом, у их изголовья стоит переминаясь с ноги на ногу бабушка и совершенно убитым тоном тихонько приговаривает себе под нос: «Миленькие мои! Опоздали усюду!»
Старушка просто не смогла решиться будить их… Слишком любила, чтобы лишить возможности выспаться… Вот только всей ее любви не хватило на то, чтобы предотвратить их гибель в автомобильной аварии. А потом умерла и сама бабушка, в результате чего ее маленькая внучка и оказалась в детском доме. А вот история сохранилась. В моей памяти так точно…
Иду сначала в фитнес. Помучить мышцы моей бедной спины. Потом по дороге на съемочную площадку покупаю здоровый мешок пончиков. Они горячущие, сахарной пудры продавщица не пожалела, коричневая бумага пакета тут же промаслилась. Красота и вкуснота. Все, как в детстве. В ту пору, когда за меня еще не взялся Иван Сергеевич Терехин, мой тренер. До места доношу хорошо если половину купленных сладостей. И на эти остатки народ набрасывается так, словно не ел вообще никогда в жизни. Последний пончик достается Яблонскому, который отвоевывает его, на всю катушку используя свое главенствующее положение в нашей кино-стае.
Распихав страждущих с криками: «Идите работать, бездельники!», Яблонский вонзает свои непозволительно белые зубы в сильно примятый и уже остывший пончик, как собака в косточку. Аж рычит. Сахарная пудра, которой на дне пакета еще полно, тут же припорашивает его темную эспаньолку, сыпется на черную майку. Пончик исчезает мгновенно. Яблонский для верности еще раз заглядывает в пакет — не осталось ли еще хоть чуть-чуть, горестно вздыхает и принимается вылизывать с пальцев, а потом и со дна пакета сахарную пудру. Смешной. Неужели несколько часов назад я собиралась связать его и душить, натягивая ему на голову целлофан?..
— Что ж вы голодные-то такие? Пообедали бы…
— Некогда, Маш! И поговорить нам тоже сейчас некогда, а хочется. Не понял я тогда ничего. Зря ты отказалась от того, чтобы я тебя ночью с поезда встретил. Я расстроился…
— Я даже видела как…
Оставляю его с недоумением на лице, через которое начинает медленно проступать понимание и, как мне кажется (хоть я сама в это не больно-то верю), смущение. Оксана смотрит на меня победительно. Наверно он все-таки что-то такое ей пообещал. Мне в общем-то все равно, будет та сцена в кино или нет, но почему-то все равно обидно. За все тот же «конечный результат», за который так ратовал не так давно Яблонский. Ведь сцена с моим танцем действительно получилась классной.