- Вашу мать! – Выругался Григорий, не в силах перенести мгновенного уничтожение десятков людей.

 Он высунул голову над краем ямы и посмотрел в направлении злополучной деревеньки. Навстречу кавалеристам из-за домов вальяжно выехало три танка. Они бойко стреляли на ходу из пушек и поливали из пулемётов беззащитных всадников. Атакующие, будто наткнувшись на железную стену, начали падать с коней. Многие валились вместе с лошадьми, разрезанные пополам пулемётными очередями.

  - Кто же послал вас с сабельками на танки? - Острая злость наполнила его душу.

 Он больше не отдавал себе отчёта в собственных действиях. Григорий выбрался из спасительного углубления, поднял саблю убитого парнишки и встал во весь рост.

 - Не боись. – Он протянул руку коню, понуро стоящему над трупом хозяина. - Хороший, мой, хороший…       

 Гнедой жеребец нервно прядил ушами и косил испуганный глаз на незнакомого человека. Тот неспешно подошёл к коню и погладил его по вытянутой морде. Потом быстро вставил левую ногу в стремя и привычно бросил грузное тело в седло.

 - Давай родимый! – крикнул он и дал ему шенкеля. 

 Жеребец сначала скакнул вбок, пытаясь сбросить наездника, но поняв, что не в силах противится воле всадника, резво поскакал вперёд.

 - Пошёл, пошёл…

 Мимо них проносились оставшиеся в живых конники. Григорий не видел их. Его взгляд упёрся в находящийся в метрах пятидесяти чёрный танк. Тот двигался прямо на него, периодически извергая пламя из короткой пушки. Казак прижался к шее коня, как будто это могло спасти его от голодного свинца. Снаряды перелетали их и рвались в гуще отступающий всадников.

 - Если продержусь десяток метров, попаду в «мёртвую зону»... – понял он.

 Буквально через минуту конь Григория оказался около стального чудовища. Он хорошо видел, как открылся башенный люк, и командир экипажа высунул наружу худое туловище. Немец уселся на край люка, только голова в кожаном шлемофоне торчала над железной крышкой. Офицер прекрасно осознавал беспомощность одинокого кавалериста перед бронированной машиной и весело крикнул:

 - Рус сдавайся!

 - Иди ты! – прошептал Григорий.

 - Nicht schiesen…[1]  

 Командир приказал прекратить огонь и остановил танк. Он почти ласково улыбался, глядя на приближавшегося Григория. Холодное бешенство охватило казака.

 - Хрен тебе на палочке. – Выдохнул он и направил коня буквально впритирку с застывшими гусеницами. 

 Всадник поравнялся с танком по левому борту, и вдруг перекинув саблю в левую руку, встал во весь рост на стременах. Он до упора отклонился влево и одним неуловимым движением выбросил клинок параллельно земле.

 - Попробуй, возьми меня…

 Каким-то чудом сабля попала своим концом в небольшой промежуток между верхом крышки люка, торчащего вертикально и подбородком офицера. Усиленный движением лошади клинок легко срезал вражескую голову. Она, словно мяч запрыгала по угловатым плоскостям танка и упала на землю.

 - Ну, что выкусил? – крикнул Григорий и начал заворачивать коня. 

 Пока обезглавленное тело, разбрызгивая фонтаны крови, ползло внутрь танка, он развернул лошадь. Хмелея от непередаваемого чувства ближнего боя, он ринулся к нему с другой стороны. От сильного удара шашку вышибло из левой руки и он, схватив ею поводья, правой рванул из-за пазухи гранату.