- Довелось хлебнуть лиха…

 Давыд коротко рассказал свою нехитрую жизнь, о беспризорных скитаниях после казни матери по различным городам России. О вынужденной связи с уголовниками, коснулся нескольких лагерных отсидок.

 - Я тоже хлебнул колымских лагерей. – Тихо сказал Григорий и вздрогнул от холодных воспоминаний.

 - Меня туда не заслали, Бог миловал.

 - Повезло.

 - Говорят оттуда никто не возвернулся.

 - Если бы не война я там навсегда остался…

 Григорий недовольно замолчал, молчал и задумчивый Фомин. Потом он сказал:

 - Зря ты лейтенанта ударил, могло всё по-другому пойти.

 - Он же застрелил моего друга Толика Захарова!

 - Ну и что?

 - Как что? – возмутился Григорий – Разве можно раненых пленных добивать?

 - На этой войне всё можно.

 - Я так воевать не могу.

 Фомин весело рассмеялся.

 - А тебя дядя никто не спрашивает.

 Солнцем тем временем поднялось высоко. Григорию с самого утра до смерти хотелось пить, запас воды кончился ещё накануне. Он попросил воды у собеседника и Давыд протянул ему свою флягу.

 - Как у немцев оказался? – спросил Григорий, возвращая полупустую ёмкость хозяину.

 - Обыкновенно, - усмехнулся тот. – Перебежал на их сторону в начале лета.

 - Видать дела у них неважнецкие, - хмыкнул измазанный глиной пленник. – Раз казакам оружие доверяют.

 - Не тебе судить об том! – зло отрезал Фомин. – Сам большевицким свиньям служишь…

 - Я против своего народа не воюю.

 - А в гражданскую ты против кого воевал?

 Фомин начал мрачно жевать галетное печенье из неприкосновенного запаса с остатками копчёного сала.

 - Есть хочешь? – спросил он не глядя на Григория.

 - Хочу.

 - Тогда держи.

 Несколько минут они сосредоточенно жевали. Казалось Фомин о чём- то мучительно размышляет. Отряхнув от крошек мундир, он сказал:

 - Я воюю не за немцев, а против коммунистов.

 - А я воюю, потому что враги пришли на мою землю.

 - Может они освободят нас от красных?

 - Надеешься, что немцы дадут свободу? – Притворно удивился Григорий. – Святая наивность, мы для них подлое быдло.

 - Всяко бывает...

 - Я в восемнадцатом году тоже воевал за свободный Дон. Знаешь, чем всё закончилось?

 - Зараз другое дело.

 Собеседник ничего не сказал, только усмехнулся краешком тёмных глаз. Фомин хлопнул себя ладонями по коленям и встал.

 - Погутарили и будя! – подвёл он итог беседы. – Всё одно каждый останется при своём.

 - Значит пора. – Согласился старый сослуживец его отца. – И взаправду, чего тянуть…

 - Торопишься на тот свет?

 - Не спешу, но и не боюсь. – С достоинством ответил Григорий. – Смерть приму как подобает казаку.

 - А я тебя расстреливать не буду.

 - Как так?

 - Ты воевал вместе с моим отцом, и он тебя шибко уважал, я помню.

 - Твоё право, но к немцам возвращаться мне нельзя.

 - Сам знаю.

 Фомин махнул рукой в сторону, где оканчивалась пологая ложбина и сказал:

 - Пойдёшь по ней скрытно и тихо. Дальше плыви по реке и попадёшь к своим.

 - Храни тебя Бог!

 - Только второй раз мне не попадайся, точно пристрелю.

 Григорий нервно кивнул и, пригнув голову, словно их кто-то видел, засеменил прочь. Фомин стоял посредине закрытого со всех сторон оврага и смотрел в спину удаляющемуся пленнику, со всей силы сжимая в руках винтовку. Когда тот почти скрылся из вида, сухо треснул одиночный выстрел…