— Я мальчишкой видел, как корову резали. Два дня наизнанку выворачивало. А тут люди… жуть какая!
Конечно, мы несли потери. Я считаю, большие. Но их нельзя было сравнить с тысячами погибших пехотинцев. На войне все относительно. Вез раненого офицера из тяжелого гаубичного дивизиона. Он вспоминал, какой сильный был обстрел. Пятнадцать или двадцать человек из дивизиона похоронили. А спустя несколько дней пехотинцы рассказывали, как после нескольких атак в роте из восьмидесяти бойцов осталось не больше десятка.
Ну, ладно. Вернусь к той ночи, когда мы, трое водителей, остались возле побитых машин и свежего могильного бугорка, обложенного лапником и с рулевым колесом. Вооружены мы были неплохо. Кроме штатных карабинов, у Вани Крикунова имелся трофейный автомат, у меня была ракетница. Возили с собой штук по пять гранат. Нарушив запрет, нацедили из пробитого бидона спирта, выпили раз, другой. Потом показалось, кто-то подкрадывается. Начали пускать ракеты. А когда ракеты вниз падают, тени от деревьев словно люди бегут. Открыли огонь из карабинов и автомата. По нам в ответ начали стрелять с дороги, там ночью проходила колонна. Одну нашу машину изрешетили основательно, хорошо, хоть в нас не попали. Пока разбирались да ругались, ночь прошла. Не дожидаясь ремонтников, сами перебрали двигатель полуторки, починили мой американский «шевроле» и довезли груз до места.
А вот следующий рейс мне дважды за сутки чуть жизни не стоил. Капитана Сулейкина с нами в тот раз не было. Без него ротой всегда командовал старшина Мороз. Опытный, решительный мужик, но порой слишком напористый. Сулейкин, тот осторожнее, три раза оглядится и лишь затем вперед двинется. А Мороз — лихой старшина, хоть и в возрасте. Ехали быстро, вдруг впереди стрельба. Мы остановились. До Шяуляя оставалось недалеко, но и до передовой — с десяток километров. Уйти восточнее, глубже в тыл, нам мешала река Невежис. Шли по первому маршруту. Так мы называли переправу в Каунасе, а затем прямой путь до Шяуляя.
Остановились, увидели впереди танки, еще какую-то технику. Мы везли на прицепах четыре 37-миллиметровые зенитки с расчетами. Не для нашей защиты, а пополнять зенитные дивизионы на передовой. Николай Егорович все же молодец, приказал все четыре зенитки развернуть. Расчеты были неполные, меня тоже к одному орудию приставили. Вступили в бой противотанковые пушки. Танки и бронетранспортеры повернули в обход, считай, прямо на нас.
За деревьями мы друг друга плохо видели, но огонь открыли дружный. В основном лупили в белый свет, как в копейку. Немцы — в ответ. Одну пушку у нас вскоре заклинило, гильза в казеннике лопнула. Думаю, что немцы смяли бы колонну вместе с тремя оставшимися 37-миллиметровками, но в бой вступили другие части, и немцы отошли. А нам закатили снаряд под колеса зенитки, шагах в двадцати от меня. Оторвало оба колеса, опорную штангу и сплющило ствол. Снаряд оказался фугасный, поэтому расчету, можно сказать, повезло. Троих ранило, остальных помяло взрывной волной. До нас осколки не долетели. А временный командир батареи, из молодых лейтенантов, бегает, за голову хватается: