3. Обнаружение позиции, занимаемой монитором отклонения внутри интенционального процесса субъекта. Онтопсихолог должен проверить, является ли устанавливаемое субъектом единообразие психической причинности природной потребностью, стремящейся к реализации, или данное требование основано на вере в чуждую эгоистической, бытийной, биологической мотивации информацию. Онтопсихолог изучает, не скрывается ли за констеллирующей или доминантной мотивацией субъекта внедренный отклонитель, внушающий человеку уверенность, но внутренне не присущий логике природного здоровья.

Онтопсихолог начинает с того, что «открывает глаза» логике пациента: постепенно он доводит до осознания клиента, что данный интерес не является его собственным выбором, первоочередным мотивом его целостного эгоизма, а служит тем, что он полагает своим, но в действительности представляет собой элемент, чуждый логике его оптической эгоистичности. В дальнейшем субъект самостоятельно исторгнет его. Говоря об этом, мы все еще находимся в рамках интенциональности рациональных схем рассуждений, в которые зашифрована целостная архитектура личности субъекта.

4. Визуализация внедрения извне семантического поля. Почти всегда здесь присутствует состояние аффект[122]. Словно в аффективном взаимоотношении субъект на первое место поставил интерес другого полюса, и на последнее – собственный. Природа не разделяет этого. Она становится на сторону того, что гарантирует ей идентичность и функциональный утилитаризм. Внутренний мир клетки, оптического критерия человека, подчиняется следующей стратегии: сохранение и усиление собственной природной идентичности. Все остальное – лишь мнение.

Психическая причинность постоянна и, как мы уже видели, обладает собственной стереотипностью, модель которой формируется в детстве, программируя всю дальнейшую жизнь индивида: первичная типология утверждает этиологическую стереотипность. Соматическая или иная симптоматология, наоборот, может быть постоянной или переменной практически до бесконечности в рамках модусов дозволенного и допускаемого нашей телесной физической системой. Психическая стереотипность усваивается в детстве в возрасте до трех лет. Существует возможность ее изменений, но только в том случае, если субъект сменит семейно-средовой контекст[123]. Постоянное пребывание в одном и том же семейно-средовом контексте фиксирует психическую модальность.

Малыш стремится подстроиться под изменения, происходящие в основе поведения взрослой материнской группы, на которую он ориентируется вплоть до начала периода подросткового возраста. К шести годам уже все заложено и упрочено, однако еще до девяти-десяти лет ребенок может изменить типологию своего комплекса: главную роль в этом играет ориентация на «материнскую группу». Если в данной группе не происходит никаких изменений, то уже в три года модус матрицы, которая будет направлять всю его жизнь до конца, усвоен им в полном объеме. Если контекст этой группы меняется (смерть одного из ее членов, смена среды или семьи), тогда матрица тоже может измениться. Ребенок в своем развитии от рождения до подросткового возраста поддается обуславливающему его влиянию доминирующего взрослого, однако его характер закрепляется всей «материнской группой».