Все равно случались драки. Граубард едва не прикончил бывшего своего партнера Шона, когда последний сделал ему рожу в очереди за едой. После недельной изоляции (то же самое получил Шон) психиатр провел с ним сеанс, и я перевел Граубарда в четвертый взвод, где он не встречался бы с Шоном каждый день.
Когда они наконец встретились в холле, Граубард приветствовал Шона свирепым ударом ступней в горло. Диане пришлось заменить тому трахею. Граубард провел еще более интенсивное собеседование с психиатром – проклятье, я не мог перевести его в другую группу – и две недели вел себя образцово. Следующая их встреча в коридоре завершилась с более равным счетом – два сломанных ребра у Шона и разрыв мошонки у Граубарда плюс четыре выбитых зуба.
Замаячила перспектива уменьшить состав группы по крайней мере на одного.
По уставу я мог приговорить Граубарда к казни, поскольку мы находились на боевом положении. Так, наверное, и нужно было сделать, но Чарли предложил более гуманное решение, и я согласился. Мы решили отправить его на «Масарик II», больше у нас не было места, чтобы держать его в постоянной изоляции. Я получил согласие Антопол и велел отправить стервеца за борт, если он будет ее беспокоить.
Мы устроили общий сбор, чтобы объявить о создавшейся ситуации и напомнить о дисциплине. Я только начал говорить – группа сидела передо мной, офицеры и Граубард – за моей спиной, и тут этот ненормальный решил меня прикончить.
Как и все остальные, Граубард пять часов в неделю был обязан тренироваться в стазис-поле. Под тщательным наблюдением солдаты учились пользоваться шпагой, копьями и прочим на муляжах тельциан. Каким-то образом Граубард протащил в жилой отсек чакру – индийский метательный нож в виде диска с острым, как бритва, краем. Это хитрое оружие, но, если уметь им пользоваться, оно служит лучше обыкновенного ножа. Граубард был экспертом в этой области.
В долю секунды он обезвредил стоявших с ним рядом людей: ударил Чарли в висок локтем, одновременно раздробил ударом ноги колено Холлибоу, выхватил чакру и метнул ее в меня. Чакра успела покрыть половину расстояния, прежде чем я среагировал.
Инстинктивно я выбросил руку, чтобы перехватить ее, и едва не лишился четырех пальцев. Лезвие рассекло мне кисть, но я все же отбил нож в сторону. А Граубард уже бросился на меня, оскалив зубы. Я никогда не забуду его лица.
Наверное, он не понимал, что «старый извращенец» всего на пять лет старше его, что у «старого извращенца» рефлексы ветерана плюс три недели кинестезии с обратной связью в «коробке». Мне было его почти жаль.
Он поджимал правую ногу. Я знал – еще шаг, и он прыгнет. Я прикинул расстояние между нами и, когда обе ноги его оторвались от пола, без милосердия ударил ступней в солнечное сплетение. Он потерял сознание прежде, чем упал.
«Если вам нужно будет убить человека, – сказал тогда Кинок, – я не уверен, что вы сможете». В небольшом зале собралось больше 120 человек, и тишину нарушали звуки капель крови, падавших на плавленую скалу пола. «Хотя вы знаете тысячи способов, как это сделать». Ударь я на несколько сантиметров выше и немного под другим углом, он был бы уже мертв. Но Кинок не ошибался – у меня действительно не было этого инстинкта. И если бы я убил Граубарда защищаясь, пришел бы конец всем проблемам, которые теперь только умножились.