На кладбище было довольно оживленно: виднелось несколько автомобилей, между могилами ходили люди. Около одного из крупных памятников медленно двигался набитый туристами экскурсионный автофургон кричащей расцветки. Крыша фургона была снята, чтобы людям, сидевшим в шесть рядов позади водителя, лучше было видно окружающее. Босх ехал с опущенным стеклом и мог слышать голос экскурсовода, эхом отражавшийся от стен мавзолеев и мраморных плит: «Последним, кто присоединился к сонму великих, нашедших покой в „Голливуде навеки“, был Микки Руни…»

Босх закрыл окно, вылез из машины и пошел в контору, позвонив по пути Холлеру и сообщив ему, где находится.

Начальника охраны кладбища звали Оскар Гаскон. Он тоже служил когда-то в полицейском управлении, но так давно, что им с Босхом не было смысла искать общих знакомых. Тем не менее Босх был чрезвычайно рад общению с другим экс-копом и надеялся на корпоративную солидарность. Он приступил прямо к делу:

– Я веду расследование и хочу проверить алиби человека, обвиняемого в преступлении.

– Как, здесь?

– Нет, по соседству, в «Райском уголке».

– В этом притоне? Давно пора сровнять его с землей.

– С этим трудно спорить.

– Так при чем здесь «ГН»?

Босх на миг запнулся, не сразу сообразив, что «ГН» – это «Голливуд навеки». Они сидели в крошечном кабинете Гаскона за миниатюрным подобием письменного стола. На столе была стопка проспектов, демонстрировавших разные могильные плиты и статуи, и напрашивался вывод, что деятельность Гаскона не ограничивалась охраной.

– Само кладбище ни при чем, но меня интересуют ваши камеры, – объяснил Босх. – Может быть, в поле зрения какой-то из них попадает фасад «Райского уголка»?

Гаскон пораженно присвистнул, словно Босх попросил завернуть ему луну и звезды и уложить их в подарочную коробку с бантиком.

– О какой дате речь? – спросил он.

– Девятое февраля. Вы храните записи такой давности?

Гаскон кивнул и включил древний компьютер на другом столике около стены.

– Да, страховщики заставляют нас делать резервные копии и хранить их в течение года. Но я не знаю… Этот «уголок» слишком далеко. Боюсь, он будет выглядеть очень расплывчато.

Найдя нужную дату, он стал ждать.

Пока Гаскон занимался делом, Босх взял из стопки рекламный проспект.

– Вы же и продаете все это? – спросил он.

– Ага, – ответил Гаскон. – Приработок.

– И сколько вы получаете за эти изделия?

– Смотря за какое. На статуе Джонни Рамона[17] я сделал целую штуку. Она изготовлена художником по индивидуальному заказу, с особым дизайном.

Босх отложил листок и произнес:

– Знаете что? Сюда на встречу со мной едет человек, на которого я работаю. Если мы найдем в записи ваших камер что-нибудь полезное для нас, то не исключено, что он захочет пробрести какое-нибудь из этих изделий.

На лице Гаскона отразился большой интерес.

– Вы можете пользоваться камерой на башне «Парамаунта»? – поинтересовался Босх. – Она вроде бы повернута в эту сторону.

– Да, это наша. Нам был нужен общий план, и мы договорились со студией, что будем пользоваться ею совместно.

– А можно будет посмотреть запись? – уточнил Босх.