– Почему? Вы все еще надеетесь запугать меня? – Фрейд закрыл блокнот и отложил ручку. – Я старик, чей конец близок. Мои ближайшие родственники приехали со мной в Англию и находятся в полной безопасности, а судьба моих сестер от вас не зависит. Почему же я должен молчать?

– Потому что это неправда, – начал Зауэрвальд осипшим, как у подростка, голосом, но тут же спохватился. – Вернее, не вся правда. Мне и впрямь не под силу помочь вашим сестрам, но своим спасением вы обязаны мне.

– Простите?

– На этот раз я не лгу. – Глаза Зауэрвальда лучились злобой. – От меня вам так просто не избавиться. Без моей помощи вы со своей семьей нипочем бы не выбрались из Вены живыми, ведь благодаря мне вам вернули паспорта. Мне ничего не стоило арестовать всех вас за утаивание денег в зарубежных банках и отправить в трудовой лагерь, где вы наверняка встретили бы ужасную смерть, и «Книга Моисея» так и осталась бы неоконченной. Да, я мог уничтожить вас, и моя карьера взлетела бы до самых высот после одного, всего одного звонка.

– Возможно…

– А мои благодеяния не прекратились и после вашего бегства, – продолжал Зауэрвальд, переходя на хриплый крик. Он обвел рукой обстановку комнаты. – Посмотрите на свои любимые вещи, утешающие вас в тяжелые времена. Ведь это я устроил так, чтобы вы получили их обратно. Книги, ковры, тщательно расставленные предметы старины, фотографии, картины, кресло, на котором вы сидите. Я мог бы утаить все это от вас. И мог бы не возвращать паспорта вашим самым драгоценным приобретениям – вашим детям, вашему наследию.

Кипя от возмущения, Зауэрвальд не заметил, как в дверях появилась встревоженная Анна. Фрейд бросил на дочь суровый взгляд, давая понять, что запрещает ей входить или вмешиваться.

– Я мог лишить вас всего в последние дни вашего пребывания там, – продолжал Зауэрвальд, потрясая стиснутым кулаком, – обречь вас на нищенское существование ради собственной выгоды, но я не стал этого делать.

– Почему же? – спросил Фрейд, спокойно глядя на гостя, как любопытная сова.

Рука Зауэрвальда бессильно упала.

– Сам не знаю, – пробормотал он, запинаясь. – Много раз я задавал себе этот вопрос.

Он собрался с духом и глубоко вздохнул, словно намеревался произнести отрепетированную речь.

– Фюрер, а ему лучше знать, вовремя разглядел, что наша родина оказалась на осадном положении. Зарубежные связи и склонность к индивидуализму не позволяют евреям стать группой населения, заслуживающей доверия. Поэтому их следует уничтожить. Мера, возможно, жесткая, но вполне оправданная. Однако это вовсе не означает, что в отдельных случаях нельзя идти на уступки и облегчать страдания тем или иным людям.

– Что ж, возможно. – Фрейд выдвинул ящик стола. – Некоторые аспекты поведения человека не поддаются теоретическому обоснованию. Они остаются тайной, покрытой мраком. А иногда сигара – это просто сигара.

Он достал новую сигару и зажал ее кончик в углу рта, не обращая внимания на протестующие жесты Анны.

– Итак, – заключил он, – нам больше не о чем говорить. Прощайте, Зауэрвальд.

– Прощайте. – Зауэрвальд направился к двери. Заметив дочь Фрейда, ставшую свидетельницей его фиаско, он сразу сник.