– А я теперь самая настоящая Белая роза, Калле? – просительно сказал Расмус, проглотив очередной кусок.

– Да, теперь уж совсем немного осталось, – заверил его Калле.

Сам он в этот миг был бесконечно счастлив. Надо же, как хорошо всё складывалось! Расмус спасён, бумаги спрятаны, скоро весь этот кошмар закончится.

– Завтра с утра пораньше берём лодку и гребём к материку, – сказал Калле. – Потом звоним дяде Бьёрку, чтобы полиция туда отправилась и вызволила профессора, лишь тогда профессор получит свои бумаги…

– Когда Алые услышат обо всём об этом, у них уши отвалятся, – сказал Калле.

– Кстати, а где бумаги? – полюбопытствовала Ева-Лотта.

– Я их спрятал, а где, не скажу, – ответил Калле.

– Это почему же?

– Лучше, если об этом будет знать только один человек. Пока мы не в полной безопасности… Лучше мне пока держать язык на замке.

– И правильно, – согласился с ним Андерс. – Завтра всё и узнаем. Только представьте – завтра мы уже будем дома! Вот здорово-то!

Однако Расмус был другого мнения:

– А по-моему, гораздо лучше сидеть в этом шалаше. Я бы здесь жил и жил… Ну хотя бы ещё дня на два мы могли бы здесь остаться?

– Нет уж, спасибочки, – возразила Ева-Лотта и вздрогнула, вспомнив те жуткие минуты в лесу, когда Никке и Блюм были совсем рядом.

Надо бы им покинуть остров ещё до рассвета. Сейчас их скрывала темнота, а днём они будут беззащитны. Никке ведь сказал, что обыщет каждый кустик. Да и Еве-Лотте не хотелось оставаться здесь, дожидаясь, пока он сдержит своё обещание.

Дождь понемногу прекратился, и на небе, на его маленьком клочке, видневшемся сквозь отверстие в шалаше, стали появляться звёзды.

– Пойду-ка подышать свежим воздухом, прежде чем лечь спать, – сказал Андерс и вылез из шалаша, а вскоре позвал и остальных: – Идите сюда, я вам кое-что покажу.

– А что ты там в темноте собираешься нам показать? – откликнулась Ева-Лотта.

– Звёзды!

Ева-Лотта и Калле переглянулись.

– Расчувствовался он, что ли? – обеспокоился Калле. – Уж лучше мы выйдем.

Они по очереди вылезли через узкое отверстие наружу. Расмус, правда, немного поколебался. В шалаше ведь тепло и светло – Калле и Андерс подвесили свои карманные фонарики под потолком, в лесу же было темно, а темнота ему порядком поднадоела.

Но колебался он недолго. Там, где были Ева-Лотта и Калле с Андерсом, хотел быть и он. Расмус выполз на четвереньках из шалаша, как зверёк, осторожно высовывающий ночью мордочку из норки.

Они стояли, прижавшись друг к другу и не говоря ни слова. Стояли под звёздами, сияющими над ними среди чёрного неба. Им не хотелось говорить, они просто стояли и слушали. Никогда прежде не слышали они тихого шелеста спящего ночного леса – вернее, никогда не прислушивались к нему так, как теперь, и эта редкостная приглушённая мелодия вызывала в них странные и удивительные чувства.

Расмус просунул ладошку в руку Евы-Лотты. Всё это было совсем непохоже на то, что случалось с ним раньше. Он был одновременно рад и испуган. Настолько испуган, что ему хотелось держать кого-нибудь за руку. Но вдруг он понял, что всё это ему нравится. Нравился лес, хотя сейчас темно и деревья шелестят так таинственно, нравятся маленькие симпатичные волны, которые тихо плещутся о скалу, а больше всего, конечно, нравятся звёзды. Они так ярко светят, а одна из них даже дружелюбно подмигивает ему. Запрокинув голову, Расмус смотрел прямо на эту добрую звезду, а потом сжал руку Евы-Лотты и сказал мечтательно: