А ещё я почему-то подумала, что такие мужчины, как Сергей, не женятся. По крайней мере, долгое время. Зачем? У них и так всё есть: деньги, роскошь, самые красивые девушки… Не зря же поётся в песне: «Жениться по любви не может ни один король…»

Увидев, что мы приехали, Сергей помог мне выйти из машины и мы сразу, прямо в дверях, столкнулись с Ладой.

— А ты почему не спишь? — удивился Сергей.

— Я переживала, что ты приедешь без Светки.

— Я же тебе пообещал.

— Я подумала, что ты не слишком трезв для того, чтобы держать свои обещания.

Не ожидая от самих себя, мы с Ладой бросились друг другу на шею и крепко обнялись.

— Я рада, что ты вернулась, — похлопала меня по плечу Лада.

— И когда вы только успели снюхаться? — удивлённо пожал плечами Сергей и вошёл в дом.

Мы с Ладой взялись за руки и пошли следом. Лада взахлёб принялась рассказывать, что нашла в одном каталоге классную сумку и решила её себе заказать. Как только мы вошли в дом, она тут же вручила мне пару красивых коробок.

— Примерь, — торжественно произнесла она.

— Что здесь?

— В одной коробке потрясающей красоты платье. В другой обалденные туфли. Я сообразила, какой у тебя размер. Это мой подарок. Ты даже представить не можешь, как я рада, что ты вернулась.

— Я не могу принять такой дорогой подарок. — Я попыталась вернуть Ладе коробки.

— Да куда ты денешься. Давай примерь. Порадуй.

Через несколько минут я уже прохаживалась по комнате модельной походкой в красивом, элегантном платье и модельных туфлях-лодочках. Лада восторженно хлопала в ладоши, а Сергей осматривал меня с ног до головы крайне заинтересованно.

Когда все пожелали друг другу спокойной ночи и стали расходиться по своим комнатам, Сергей бесцеремонно направился следом за мной в надежде провести эту ночь вместе. Но я громко хлопнула дверью прямо перед его носом и чётко дала понять, что сегодня ночью у нас ничего не будет.

Ночью мне снилось свидание с мужем. Я сидела в застеклённой кабинке, напоминающей кабинку переговорного пункта, и разговаривала с Пашкой по телефону. Пашка смотрел на меня несчастно, даже затравленно, и просил прощения. В его глазах читались страх и нервозность. Он был какой-то страшный, остриженный, чересчур нервный и даже немного агрессивный. Я сразу отметила, что он похудел, потерял несколько килограммов. Я смотрела на его тело в расчёсах и чувствовала вину за то, что мотает срок он, а не я. Мне показалось, что у него началась чесотка. Он со мной разговаривал и постоянно чесался. Я плакала и спрашивала о его язве.

Он просил, чтобы я передавала побольше сигарет и чая. А я жаловалась на женщин, которые принимали передачи. Они не хотели передавать таблетки от язвы, договориться с ними было практически невозможно. Ещё он попросил, чтобы я обязательно передала ему салфетки и туалетную бумагу. Сказал, с этим страшная напряжёнка. В ход идут газеты и журналы. Пашка пожаловался, что камеры не проветривают, от этого у него на ногах появились какие-то болячки.

Во всех кабинках было безумно шумно. Кто-то кричал, а кто-то плакал. Когда Павел уходил, я схватилась за сердце и зарыдала. Он повернулся, и я не могла забыть этот взгляд… Он попытался мне улыбнуться, но улыбка получилась неестественной и вымученной, словно он возвращался не в камеру, а шёл прямо на эшафот.