— Только сейчас вы сказали, что ненавидите меня.
Не правда ли, слово слишком слабое. Я внушаю вам отвращение?.. И чтобы мне отомстить, вы соблазнили Кампобассо?
— Поскольку мы уже так много сказали друг другу, монсеньор, было бы бессмысленно лгать: так это и было. К тому же я не держусь за жизнь.
— Вы хотите умереть?
— От этого многим станет только лучше.
— Предоставьте мне судить об этом… Теперь можете идти, а я останусь и буду молиться.
Преклонив колено, что в равной мере относилось к герцогу и к богу, Фьора вышла из молельни, бесшумно прикрыв за собой дверь. Однако перед этим она успела увидеть, как Карл упал на колени перед алтарем и, обхватив голову руками, весь ушел в молитву…
На следующий день, примерно в полночь, в комнату Фьоры вошел Баттиста Колонна. В полной тишине, освещая себе дорогу фонарем, который паж нес в руке, они быстро прошли через несколько залов и галерей, спустились по винтовым лестницам, которые казались бесконечными, и наконец вышли в сад, пустой и унылый в это время года. Днем шел снег, и теперь его тонкий слой покрывал верхушку ограды.
В стороне от лужайки, которая весной была покрыта роскошной травой и расцвечена множеством цветов и где так любили проводить время дамы, предаваясь разговорам, выслушивая стихи или танцуя знаменитые ронды, сейчас находились несколько мужчин, одетых, как и сама Фьора, в черные плащи, отчего они напоминали призраков. Двое из них сидели на скамье, принесенной из замка: это были герцог Карл и легат. Рядом стояла еще одна скамья — для Фьоры, которая и села на нее, предварительно молча поклонившись прелату, герцогу и еще одному мужчине, в котором узнала сводного брата Карла Смелого, Антуана. Все хранили полное молчание.
В отблесках света, распространяемого факелами, которые держали трое одетых в черное слуг — возможно, вдобавок и немых, — показались оба противника.
Их доспехи и оружие, произведение знаменитого Миссалии из Милана, делали их совершенно похожими, и различить их можно было лишь по секундантам: у Селонже это был Матье де Прам, а у Кампобассо — Галеотто. Противники были даже одинакового роста. Из оружия у них были шпаги и кинжалы.
Они приблизились и стали на колено перед герцогом и легатом. Первый сидел абсолютно молча и не двигался, а когда второй поднял руку для благословения, Филипп снял с головы шлем и отбросил его в сторону, показывая тем самым, что намерен сражаться без него.
— Вы так хотите, чтобы вас убили? — глухо спросил Смелый, и в его голосе чувствовалась тревога. — Наденьте шлем!
— С вашего позволения, монсеньор, я бы хотел сражаться так. Живым уйдет только один из нас. Без шлема будет легче.
— Как вам угодно, но вы оказываетесь в невыгодном положении, если только и ваш противник не проявит такого же презрения к жизни!
Все посмотрели на Кампобассо, который словно окаменел. Было видно, что он не знал, как ему поступить, но, посмотрев на Фьору, он прочитал в ее глазах такое презрение к себе, что тут же обнажил голову:
— В конце концов, почему бы и нет?
Затем оба подошли к Антуану Бургундскому, который расставил их по местам, а сам вернулся к герцогу.