– Скажите, а почему людей так мало? Потому что мюзикл старый, да? И всем надоел? – робко поинтересовалась Таня.

Величавое лицо Ричарда сделалось обиженным.

– Надоел? Смеешься! Для простых людей, ну… военных всяких, трудящихся… «старый» значит «хороший»! Даже если это, ха-ха, и неправда! Классика – это высшая проба! Нашего брата кормит! Веками! Тем более когда классику осмысляют по-современному. – Ричард Пушкин самодовольно приосанился. – А людей в зале мало потому, что у них, у звездолетчиков этих, – Ричард перешел на полушепот, – наступление!

– Наступление?

– Решительное! Но, – тут Ричард Пушкин воздел палец в потолок, – это военная тайна. Считай, что я тебе ничего не говорил!

– Ну…

Таня задумалась. «Если то, что он сказал, – правда, это многое объясняет. Теперь понятно, отчего все такие скованные, скупые на улыбки. Ведь где-то там гибнут люди! Тысячи людей! Или даже десятки тысяч!»

– Может быть, в эти минуты решается наша судьба! – подхватил Ричард Пушкин. – Наша с тобой, Танька! И нашего Отечества!

Таня кивнула. Ей показалось, что режиссер немного переигрывает. По крайней мере для человека, по-настоящему озабоченного обстановкой на фронте, он изъяснялся слишком выспренно.

Ричард Пушкин налил ей еще пива.

Засахаренные ананасы кончились.

Третье действие – тоже.

К буфетной стойке подошла… одетая в бордовое велюровое платье до пят медсестра Галина Марковна. На ее массивной груди поблескивало ожерелье из фальшивого жемчуга. Таню она, конечно, не узнала.

– А вот еще одна тайна! Хочешь? – Ричард Пушкин дернул Таню за рукав джинсовой куртки и, не дожидаясь ее реакции, продолжил: – Если все будет хорошо… Если наши выстоят… В общем, восемнадцатого числа мы снова даем «С легким паром!». И, я тебя уверяю, на этот раз зал будет полон! Полон, Танька! Полон!

– Но мне едва ли во второй раз дадут бесплатные билеты, – промямлила Таня.

– Мелочи! Тебе ли теперь, после знакомства со мной, Ричардом Пушкиным, думать о билетах?! Вот, держи! – Режиссер извлек из внутреннего кармана кашемирового пиджака распухший от мелких купюр кожаный бумажник, выудил из него серебристо-черную карточку с магнитным окошком и протянул ее Тане.

– Что это?

– Пропуск! С ним можно даже за кулисы! Даже в женскую душевую! – Ричард Пушкин хохотнул, как показалось Тане, похабно. – Покажешь на входе эту штуку – и зеленая улица! Никакие билеты не нужны!

– Спасибо…

– Да это ерунда! Никаких спасибо! За что? Вот я тебя бы еще в массовке попробовал, Танька! Такие красавицы, как ты… У-у! Какой профиль, какие глаза… Люди должны это видеть! Здесь главное начать… А дальше – горизонты! Слава! Деньги! Восхищенные взгляды! В общем, попробоваться надо! Как думаешь?

– Честно говоря, я никогда…

– Предрассудки, Танька! Нужно пробовать! Нужно искать свое место под солнцем! Кстати, ты где живешь?

– Я еще не выписалась из госпиталя, – соврала Таня. – Поэтому пока нигде!

– А-а… Госпиталь… Ранение? Впрочем, постой… Какое ранение? Ты же этот… педагог? Тогда давай я к тебе завтра в госпиталь подскочу, а?

– Туда нельзя. Я в инфекционном боксе…