С такими мыслями я добрался до поста визуального контроля полетов в надстройке «Нахимова», где, как меня заверили на ангарной палубе, сейчас и находится командир авиакрыла.

Однако на посту обнаружился только один из заместителей руководителя полетов, некий кавторанг. Встретил он меня чрезвычайно любезно.

– А, гвардии лейтенант Пушкин!.. Очень рад. Как долетели?

– Спасибо, хорошо. А где бы я мог представиться командиру двенадцатого ОАКР?

– У него в каюте. Это прямо отсюда вниз на лифте до первой палубы, от лифта по коридору направо… На двери обычный командирский шифр: «К-1-12».

– А… Удобно ли, товарищ кавторанг? Все-таки каюта… это как-то… неслужебно?

– Служебно, очень даже служебно. Тем более комкрыла относительно вас так и распорядился. «Прилетит, – говорит, – Пушкин – сразу гони этого ёкарного папенгута ко мне», – заключил кавторанг и широко улыбнулся.

«Папенгут… папенгут… Кто же у них в командирах такой веселый?», – ворчал я, шагая по чистенькому, пахнущему особой, невысказуемой свежестью нового корабля коридору первой палубы.

Вот и дверь с табличкой «К-1-12».

Я постучал.

– Да! – Голос показался знакомым.

«Неужели?!»

Я открыл дверь и переступил комингс.

На койке под иллюминатором, в расстегнутом кителе, валялся, заложив руки за голову, Богдан Меркулов.

– Богдан?!..

Меркулов без лишних слов энергично спрыгнул с койки, подскочил ко мне и крепко обнял.

Отошел на шаг, осмотрел меня с ног до головы, потом заметил:

– А рожа-то желтая.

– Ну уж прямо.

– Желтая-желтая, как лимон.

Я машинально скосился на зеркало, висевшее над умывальником тут же, у входа.

Меркулов расхохотался.

– Поверил! Поверил, салага!.. Но что-то такое есть, скажи? Икс-загар, да?

– Да ерунда. Суконцев сказал, что через неделю уже пройдет. Это вот у экипажей – да…

– Суконцев? Который Вокас?

– Ну да, дитя юбилея. Его-то ты откуда?..

– Доброе утро, Саша. Меня же на «Ксенофонте» трое суток мариновали. С рукой моей. В госпитальном отсеке.

– Я идиот.

– Да… Вокас!.. Когда мне объяснили, что Суконцева в честь ВКС назвали, я от смеха чуть не родил. А потом, уже в стационаре, я этим Вокасом всю палату до истерики довел… Ладно, хрен с ним. Ты-то как вообще? Да садись, не менжуйся.

– Спасибо. Я как… Вот, из командировки. Прибыл в распоряжение.

– Ну и что там… В командировке? – Меркулов заговорщически подмигнул. – Как манихеи? Живы-здоровы?

«Все-то он знает… Какая, к дьяволу, „контра“, если у нас по штабам все обо всем судачат?»

Но я решил не поддаваться на провокации – у меня была подписка. Если где-то происходят утечки информации, пусть себе происходят. Я к ним не хочу иметь никакого отношения.

– Да так… – ответил я уклончиво. – Вроде бы мир спасли. Но я там, честно говоря, все больше в сторонке курил. Так что хвастать особо нечем.

– Мир спасли? Молодцы. Герои… – Меркулов вдруг сделался невероятно серьезен. – Слушай, ты мне хотя бы намеками разъясни, что вы там, герои, нарыли. А то от этого «Приказа номер двести два» впору вешаться.

– Что такое?

– Вот я у тебя и спрашиваю: что такое? Его же наверняка при тебе писали, приказ этот!