– Леди Савин, заверяю вас…

– Не утруждайтесь. Я просто пытаюсь показать вам, что кем бы ни были ваши спонсоры, я не могу себе позволить такую роскошь – дать вам с Селестой дан Хайген поиметь меня в этом деле.

Она посмотрела на Броуда – прямо ему в глаза.

«По крайней мере ты ни во что не ввяжешься, если будешь служить у благородной дамы, верно?» – сказала ему Лидди. И Броуд с улыбкой ответил: «Еще бы. Конечно, не ввяжусь».

Теперь он не улыбался. Он в точности знал, чего хочет от него Савин. Ему доводилось видеть такой взгляд, как у нее – у некоторых людей, с которыми он дрался. У тех, за которыми надо было следить. У тех, с которыми надо было держать ухо востро. Он знал, что и у него самого взгляд точно такой же: с проблеском безумной радости от того, что дело наконец дошло до этого.

Он ничего не понимал в деловых вопросах, в сделках или каналах. Но этот взгляд он понимал хорошо. Очень хорошо.

Так что Броуд взялся за край огромного Кортова стола, чтобы убрать его с дороги. В комнате не было места, чтобы его сдвинуть, поэтому он просто приподнял один конец. Бумаги, безделушки, изящный ножик для бумаг – все заскользило по зеленой коже, когда стол накренился, словно тонущий корабль, и с грохотом посыпалось на пол. Броуд поднял эту громадину и поставил на ребро, открыв Корта, беззащитного в своем кресле, с округлившимися глазами и испуганно сжатыми пухлыми коленями.

Броуд снял свои стекляшки, сложил их и сунул в карман куртки. Потом он шагнул вперед, через внезапно расплывшееся пространство кабинета. Под его новеньким сапогом скрипнула неплотно пригнанная половица.

– Я потеряла в Вальбеке множество вещей, мастер Корт, – словно бы откуда-то издалека донесся до него голос Савин. – Несколько инвестиций и нескольких партнеров, симпатичную портупею и несносную, но очень умелую визажистку. Кроме того, я потеряла там терпение.

Броуд подступил к Корту так близко, что их колени соприкоснулись. Он наклонился и положил ладони на подлокотники Кортова кресла, кончики их носов разделяло несколько дюймов – достаточно близко, чтобы на мутном пятне, которым было лицо архитектора, проявилось выражение крайнего ужаса.

– Вы расстроили меня, – сказала Савин. – А я сейчас в таком настроении, когда мне хочется ломать вещи, которые меня расстраивают. Ломать так, чтобы их было уже не собрать обратно.

Броуд стиснул кресло с такой силой, что все его сочленения заскрипели. Он тяжело дышал сквозь ноздри, как бык. Бык Броуд – так его звали раньше. Он вел себя так, будто лишь с огромным трудом держит себя в руках. Возможно, так оно и было.

– Наше соглашение остается в силе! – взвизгнул Корт, отвернув в сторону лицо и крепко-накрепко зажмурившись. – Конечно же, в силе, леди Савин, разве могло быть иначе?

– Но это же превосходно!

Оживленные нотки в голосе Савин словно бы разжали руку, стискивавшую Броуду горло.

– Вы тот самый партнер, который мне всегда был нужен! – продолжал лепетать Корт. – Наша сделка нерушима, выкована из железа, как мой мост…

– Ваш мост?

Снова заправив дужки стекляшек за уши, Броуд увидел на лице Корта отчаянную, трясущуюся улыбку.