Тётки и кузен с кузинами лежали на полу, бледные, безжизненные и грязные, чья-то заботливая рука укрыла их пледом.

— Хочешь чаю? — проскрипела Анаит и как-то астматически всхрюкнула.

— То она мурчит, — радостно сообщила Сусанна. — Ты бы видел, как она пила молоко!

— Я и так вижу немного, — печально ответил я. Левый глаз у меня заплыл.

— Что-то там он сказал на прощанье? — деланно равнодушно спросила бабушка. — Звыклэ кламство?[139]

— Что-то про зиму… холод, срок. Вернётся, мол, заберёт…. Это правда? — спросил я.

Собачье стадо дружно и пискливо чихнуло.

— Да, — хором сказали три ведьмы. — Это бесспорно, ибо нелепо.

— Необходимо, что-то сделать, — сказала Анаит и налила себе компоту. — Он будет приноситься каждую зиму.

— Благодарна, — сказала бабушка и вроде послушала, как звучит её голос. — За такой прогноз. Готовит много Вигилий дивных.

— Надо запечатать дверь, — убедительно сказала Сусанна. — И тогда…

— Её распечатают, будь спокойна, — насмешливо сказала Анаит и странно дёрнула пальцами.

— То она прядёт лапками, — сообщила Сусанна. — Ей приятно!

— Может просто порвать карту? — несмело спросил я. — Ну ту, Всадника? В клочки…

— Короткий путь ему на волю, — веско сказала бабушка и подёрнула сначала скатерть, а после рукава. — Надо похоронить бланки, — сказала она. — Это остановит всё.

В наступившей тишине было слышно, как Непослушный поёт «Ныне в Бетлееме весёлая година».

Анаит, словно умываясь, провела рукой по лицу и смущенно осеклась. Кузина Сусанна сняла жакет, склонилась над ним, придирчиво разглядывая разнокалиберные дыры и пятна.

— Ты же знаешь Гелюня, кто это сделает, тот… тот… тот, — и она умолкла.

— Тот — эгипский давний птак, — назидательно сообщила бабушка. — Я не испугаюсь смерти.

— Правда? — спросила Старая дама, на минутку оторвавшись от прялки.

Бабушка налила себе кофе. Невозмутимо отхлебнула из чашечки. Поставила её на блюдце.

— Всё имеет свой конец, — невозмутимо сказала она. — С этим не поспоришь. И я с тобой не в ссоре.

— Дельно, — отозвалась старая дама и подтолкнула колесо. — Мы не ссорились. Правда.

— Тут необходимо участие, — сказала Анаит и как-то странно передёрнулась, умащиваясь на стуле. — И желательно высокое… Надо бы призвать… Пока не перекрыто всё. Пока он…

И она передёрнулась опять.

— То в ней память о хвосте, — участливо сообщила Сусанна.

Бабушка, Анаит, а за компанию и я, воззрились на неё.

— Ну что, ну что… — забормотала Сусанна. — Но вы завтра спите, а у меня два грыма на приму, то хотела сказать — две примы на грым.

Молчание перемежалось потрескиванием полена и тонкими мышиными голосами.

— Но там так мало, — завопила Сусанна, охлопывая карманы изодранного жакета. — И его длуго варить, то хотела сказать, сушить!

— Богема! Люкс! — резюмировала бабушка. — Ей шчёлкнули шпорой и она побежала… Где тут мысль? Где магия? Шпора, вот сила! Длуго сушить…

Кузина Сусанна обидчиво надула губки и повертела в руках паричок.

— Вот оскорблений я не люблю, — заявила она. — А если по-доброму…

— Сусанка, — сказала Анаит. — Мое дзецко… Нет времени для сцен! Так надо…