Бабушка достаёт из своего мешочка ещё один — старый, в нём карты со звёздами на рубашках, и трогает гемму.

— Не сссмей! — кричит чуть шепелявя Халлекин. — Не ссмей! Сс-сука!

Бабушка усаживается за стол и отталкивает лезущие отовсюду вишнёвые веточки, отодвигает чашки, одна опрокидывается — чёрная жижа недопитого кофе ползёт к её рукам; бабушка кладёт на стол кольцо, и кофе мгновенно высыхает.

Мыши разбегаются по кухне, возбуждённо попискивая. Непослушный вместе с прутиком атакуют собак.

— Anaverbatum! — вопит мышонок, войдя в раж.

Бабушка тасует карты и раскладывает Предстоящий день, Халлекин с силой всаживает рапиру в трость Старой дамы. Но та лишь смеётся — она подтягивает Всадника к себе длинными руками ближе, ближе и начинает напевать, он вырывается и дёргает руками и ногами, точь в точь непослушный ребёнок.

— Спи, сиротка, спи, сынок. Хайчи, хайчи, хайчи… — бормочет старуха, и детский плач становится слышнее…

Выскользнув из чёрных лохмотьев в её руках и словно источившись, бывший Всадник спешит к окну — в него, раздвинув храбрый розмарин, всовывается лошадиная морда — глаза её горят, нет, — полыхают красным, из ноздрей валят искры, а зубы… может, это и не конь вовсе… Всадник оборачивается, из серой суконной далматики[138], что одна на нём и болтается, достаёт Рог — порядком истрёпанный.

— Я отомщу вам всем, — хрипит он. — А особенно тебе, маленькая тварь, — брызгает он кровью в мою сторону…

Бабушка завершает расклад, и всадник начинает несколько карикатурно таять, его Рог нынче не поет, а лишь посвистывает, испуская дым.

Бабушка поднимается и подходит к пеналу, не сводя глаз со становящегося всё более двухмерным Всадника, она вынимает из пенала нечто круглое и тёмное — похожее на хорошо отполированное блюдо, ставит его стоймя на стол, уперев в кувшин с компотом.

— Зеркало!!!! — разносится по кухне дьявольский голос. — Дай… дай, отдай мне!!!! — взвивается он неистово и Всадник отпускает поводья. Чёрная конская голова, крупно содрогаясь, исчезает… Розмарин, словно побитый морозом, крошится от потока ветра.

Бабушка подходит поближе и кладёт руку мне на плечо, я берусь левой рукой за край зеркала.

— Повторяй за мной, — говорит бабушка и голос её звучит незнакомо и глухо, я поднимаю на неё глаза и вижу, как тяжко ей даются слова….

— Повторяй… Именем Дома…

— Именем Дома, — послушно повторяю я. — Я призываю тебя вернуть взятое.

Я уподобляюсь эху, а Всадник уменьшается — карты втягивают его силу и хищно трепещут на скатерти.

— Именем Хозяйки, — говорим мы хором. — Я отменяю приглашение… И…

Происходит заминка — бабушка хватается за сердце, и я вижу, как белеет её рука и лицо искажается гримасой боли.

— Я вернусь за вами, — почти неслышно говорит Всадник на бланке, отвердевшими, картонными устами. — Зимой… Ждите холодов.

Я внезапно понимаю, что должен сказать. Знание оглушает меня, я вижу мост, а колокол гудит где-то под рёбрами. На мосту ветер, в руках у Ангела сияющее копьё, и Всадник стоит на самой середине кладки. Конь его выдыхает дым.

— И всё, предшествовавшее тому, — кричу я.