Маделин, не отрываясь от руля, ответила на звонок:
– Я слушаю, Доминик.
– Я сделал то, о чем ты просила, Мадди: залез в дело Сотомайора и нашел в нем кое-что очень странное.
Даже находясь в отпуске, Доминик Ву говорил характерным тоном удачливого охотника.
– Насчет брата?
– Да, Рубена. За пару недель до гибели он явился в полицейский участок Гейнсвилла и заявил об исчезновении своей матери.
– Бьянки Сотомайор?
– Да, Бьянки, тысяча девятьсот сорок шестого года рождения, возраст на момент событий – шестьдесят пять лет. Она только что ушла на пенсию. До этого работала в разных больницах, сначала в Массачусетсе, потом в Торонто, Мичигане, Орландо.
– У нее был муж? Сожитель?
– Муж у нее был один, Эрнесто Сотомайор, отец Адриано и Рубена. Потом она жила с канадским врачом, потом в Орландо, с торговцем автомобилями, сыгравшим в ящик в две тысячи десятом году. В момент исчезновения она встречалась с молокососом сорока четырех лет, державшим за углом спа-салон. Старушка была нарасхват!
– Ее исчезновение расследовали?
– Да, но безрезультатно. В деле пусто. Ничто не предвещало исчезновения, улик и следов не найдено. Была – и нет. Испарилась!
– Судья объявил ее скончавшейся?
– Да, в ноябре две тысячи пятнадцатого года.
Вот почему наследникам Адриано пришлось долго ждать, подумала Маделин.
– Я свое дело сделал, Мадди. Теперь выкладывай, почему тебя так интересует эта история.
– Я перезвоню позже, – пообещала она и оборвала разговор, не дав Доминику засыпать ее вопросами.
По инерции она позвонила Изабелле, но включился автоответчик. Тогда она решила связаться с Гаспаром.
– Вы где, Кутанс? На Манхэттене?
– Где мне еще быть? Нежиться на солнышке в Папеэте или на Бора-Бора? Только что побывал у Стокхаузена. Я напал на след! Представляете, я…
– Потом! – взмолилась она. – Я за вами заеду. Я арендовала машину и сейчас еду по Южной автостраде в районе Хампстеда. Возвращаюсь из Хэмптонса. Долгая история. Я вам расскажу.
– Мне тоже надо о многом вам рассказать.
– Позже, мне остается ехать не больше часа. А пока постарайтесь оказать мне одну услугу…
Голос Маделин – четкий, решительный – подсказал Гаспару, что теперь она не в том настроении, что накануне.
– Я слушаю.
– В двух кварталах от отеля, на Томас-стрит, есть магазин инструментов «Хогарт». Вы…
– Что мне там делать?
– Дайте договорить, в конце концов! У вас есть чем и на чем писать? Записывайте, что купить: два фонаря, две флуоресцентные трубки, лапчатый ломик из закаленной стали, кусачки…
– Зачем все это?
– Это мне скажете вы сами. Сделайте так, как я говорю. Вы меня слышите, Кутанс?
Маделин явно нашла нечто, что заставило ее отмести прежние сомнения в обоснованности их поисков. Нечто, мимо чего прошел даже он.
Гаспар сказал себе, что не зря помчался за ней в Мадрид.
20. Любимый сын
Черный – цвет «в себе», сжимающий и поглощающий все остальные.
Анри Матисс
Они выехали из Нью-Йорка в середине дня и потащились в дорожных пробках на восток. Первые сто километров до Нью-Хейвена были сплошным кошмаром. Перегруженная автомагистраль, развязка за развязкой, городской ад, тянущийся в бесконечность. Территория агонии, гангрены и бетонных метастазов, удушье от выхлопов и мелких частиц пыли.