– Мой муж был англичанином, – добавила Нелла. – Родом из Прествича.

– Значит, он был футбольным болельщиком.

– Вся его жизнь была сосредоточена на «Манчестер Юнайтед» времен расцвета.

– Когда там блистали Риан Гиггс и Эрик Кантона?

Старушка лукаво улыбнулась:

– Скорее Бобби Чарлтон и Джордж Бест!

Маделин посерьезнела:

– Я приехала с вами повидаться, потому что расследую одно дело – похищение и убийство сына Шона Лоренца. Вам это что-то говорит?

– Художник? А как же! Знаете, здесь неподалеку жил Джексон Поллок. Он погиб в Спрингсе, в десяти километрах отсюда, в автомобильной катастрофе. Ехал с любовницей в «Олдсмобиле» с откинутым верхом. Вел машину вдрызг пьяный, вот и…

– Я слышала эту историю, только это случилось в пятидесятых, а Шон Лоренц был нашим современником.

– Думаете, у меня нелады с головой, милочка?

– Вовсе нет. Лоренц дружил с одним из ваших учеников, Адриано Сотомайором. Помните такого?

– Ах, малыш Адриано…

Нелла Бонинсенья не договорила, ее лицо исказилось. Простого напоминания об этом ребенке хватило, чтобы от ее недавней проказливости, даже от простого благодушия не осталось следа.

– Это вы сообщили в социальные службы графства о побоях, которым его подвергал отец, Эрнесто Сотомайор?

– Да, я. Это было в середине семидесятых.

– Эрнесто часто поднимал на сына руку?

– Если бы только это! Он был настоящим чудовищем, форменным палачом! – Старая женщина заговорила замогильным голосом: – Он был выдумщик: головой в унитаз, ремнем по мягкому месту, кулаком куда ни попадя, горящей сигаретой наугад… Однажды надумал заставить сына простоять несколько часов с поднятыми руками. Другой раз велел ему плясать на битом стекле. Продолжить?

– Почему он так поступал?

– Потому что среди людей полно животных и садистов, так было спокон веку.

– Каким был Адриано?

– Грустным, мягким, ему было трудно сосредоточиться. Часто его взгляд делался тревожным, и становилось понятно, что он унесся мыслями далеко-далеко. Это мне и подсказало, что у него неладно дома. Уже потом я обнаружила на его теле следы жестокого обращения.

– Он сам во всем вам признался?

– Да, он поведал мне кое-что о том, что выделывает его папаша. Эрнесто колотил его беспричинно, просто так. Наказание могло тянуться часами, чаще всего это происходило в трюме отцовского баркаса.

– Мать притворялась незрячей?

Бывшая учительница закрыла глаза, напрягая память.

– Та еще была мамаша… Сейчас припомню ее имя… Бьянка!

– В конце концов она сбежала из дому?

Нелла вооружилась платком и тщательно протерла стекла своих Browline. Эти очки и седая голова делали ее похожей на полковника Сандерса[83].

– Полагаю, ей тоже доставалось, – ответила она тихо.

– Не обожгитесь! – крикнул Хорас, ставя на стол поднос: бутылочка колы, чайничек, два бублика с лососем, луком, каперсами и белым сыром.

Нелла предложила Маделин разделить с ней трапезу.

– Это, конечно, не бублик «Расс и дочери», но тоже ничего. – И она вонзила в сандвич крепкие зубы.

Маделин последовала ее примеру, глотнула колы и продолжила разговор:

– Мне сказали, что у Адриано был брат.

Старушка прищурилась: