С едой заботы не было — Бугай такой большой, что от него мясо целыми кусками можно отрезать, и не почувствует. И топливо было — те же старые идолы.
Наконец вода загнала быка на самую высокую вершину Зимних Гор, где солнце было куда краснее, а небо куда синее, чем внизу. Пришлось померзнуть, но это, говорят, лучше, чем захлебнуться.
Тем временем наверху сообразили наконец-то, что на земле творится неладное. Как устроена земля, уже никто толком не помнил, да и обленились высшие силы безмерно.
На счастье, Морской Водяник хватился своего любимого водоворота, поплыл проверить и убедился, что дырка-то заткнута. Донырнуть туда даже он не смог, только голову зря сплющил страшным водяным давлением. Но и сплюснутой головой додумался — мозги к тому времени еще не совсем засолились. Он уговорил Рыбу Камбалу достать затычку, наврав, что Радуга очень вкусная. Одураченная Камбала нырнула как следует, ухватила Радугу зубами, никакого вкуса не почувствовала. В свободную дырку ее чуть саму не уволокло, еле убереглась.
Радугу вывесили просушиться на небо, да там и забыли. А культяпый Мироед снова стал от злости грызть пальцы.
Вслед за водами спустился с Зимних Гор и бык Бугай со всем своим населением. Адамычи у него на спине решили не возвращаться в старые места — вдруг поновее имеются? Бугай шел, проваливаясь по самое брюхо в ил и грязь, а наездникам его и тут не нравилось, и там казалось непригоже. Отощавший бык терпел–терпел, да и лег там, где остановился.
Пришлось адамычам слезать и обживаться. Потоп длился месяца два, так что работать руками они не разучились, осели на новом месте быстро и удачно. А за великую услугу решили наградить быка Бугая, принеся ему в жертву самое дорогое, что только было. Добра они к тому времени еще не накопили, людей терять тоже не хотелось — их ведь и так осталось всего ничего. Вот и вышло, что самое дорогое — это как раз Бугай и есть.
Из мяса его нарезали себе быков и коровок помельче, кости истолкли в муку — скотине же на подкормку, а шкуру напластали тонкими полосами, связали их воедино и получившимся ремнем опоясали обретенную землю. Никакая враждебная сила не могла переступить через ременную границу — Бугай и по смерти охранял своих подопечных от всякой напасти. Себя тут же поименовали адамычами, а возведенный город — Нестьградом, в знак того, что нет на земле града, подобного ему.
Плодились адамычи быстро, а ременные межи оставались прежними. Самые смелые сбивались в ватаги, уходили из Нестьграда искать себе иные угодья и так потихоньку снова заселили весь обезлюдевший было мир. Стало быть, всякий пришелец приходился им родственником. Его и встречали, как родного.
Никакой стражи адамычи не выставляли и твердо верили, что тот, кто беспрепятственно перешел границу, вреда им не принесет. Жихарь и его спутники, появившись на рубеже, шатались из стороны в сторону и несли околесицу по случаю пребывания в жестокой лихорадке. Принц Яр–Тур утверждал, что ему суждено получить смертельную рану от родного племянника, а какой у него мог быть племянник? Царь Соломон рассказывал самые забавные истории про свое правление, но никто не смеялся. Жихарь, разумеется, выбалтывал все сокровенные тайны своего поручения, полученного от Беломора, — первые слушатели оказались, по счастью, недалеки и простодушны. Одного Китовраса лихорадка не брала, да ведь и его можно было понять, только внимательно вслушиваясь и крепко задумавшись.