— Надлежит иметь уважение к седине, — заявил Принц Яр–Тур. — Позвольте, сэр Джихар, я попросту рассеку его надвое.

— Мягкосердечен ты, братка! — восхитился богатырь.

— Если бы в каком-нибудь из моих городов с гостями вот так поступили, — сказал царь, — то я устроил бы там веселое местечко вроде Содома и Гоморры. Поминай, дедушка, отца моего, царя Давида, и всю кротость его!

Принц выхватил меч и рассек надвое — только не старосту, а идола. Будимир же набросился на половинки и когтями стал расщеплять их на тонкую лучину.

«Видно, соперник ему», — подумал Жихарь и сказал:

— Что это за бога ты себе, милый человек, завел? У добрых людей такого не водится.

Староста ответил стуком зубов. Сквозь стук прорывались слова о каких-то страшных, могущественных чародеях, пришедших издалека и велевших всех пришлых и приезжих отдавать в жертву огненному богу, терзаемому нынче Будимиром.

— Ладно, это все хорошо, ты белье давай! — потребовал Жихарь. — Только помылись как люди, а тут сажа, копоть…

Староста понял, что вот прямо сейчас его убивать не будут, и крикнул слуг.

Слуги прибежали бодро, но, увидев гостей не жареными, как-то сникли и отводили глаза. Жихарь внимательно вглядывался в их лица.

«Не настоящие, — вдруг подумал он. — Настоящих всех перебили, а подменышей поставили…»

Он рывком притянул старосту к себе за ворот рубахи. В каждом глазу у старосты было по два зрачка. Богатырь оттолкнул нелюдя.

— Уходим отсюда скорее, господа дружина, — сказал он. — Тут все обманное…

Царь Соломон развязал кошель, полученный в награду за суд, опрокинул его и потряс. Посыпались глиняные черепки.

— И белья ихнего не надо, — сказал Жихарь. — Свое забрали — и то ладно…

И–эхх! — неожиданно для себя вскрикнул он и наотмашь рубанул старосту мечом.

Хлынули опилки, которыми была набита куча тряпья, а никакой не староста. Вместо слуг стояли по стенам печные ухваты. С треском переломилась над головой матица, посыпалась древесная труха. Рыбий пузырь, которым было затянуто окно, щелкнул и расселся по краям рамы. В окно потянуло холодом.

Погода на улице действительно изменилась: низко–низко насели тучи, имевшие вид побитых великанов; завыл ветер и в печных трубах. Городище было пустым. Ветер хлопал ставнями и незапертыми дверями.

И на площади, недавно многолюдной, не было ни души. На поминальных столах стояли миски с лягушачьей икрой и откровенными нечистотами, дымился в кубках страшный синий настой, он бурлил и норовил выплеснуться, как живой. Фонтан–водомет оказался полуразрушенным зловонным колодцем, а возле него на цепи сидел скелет с плоским и широким, словно лоханка, черепом. В глазницах скелета сверкали два большущих смарагда, но трогать их было совсем ни к чему. Люди исчезли, только в огородах возле каждого дома торчало по десятку и более пугал — больших, поменьше и совсем маленьких. Одно из чучел было двухголовое.

Принц Яр–Тур тронул Жихаря за плечо.

— Отныне верю вам, сэр брат, во всем, — сказал он.

— То-то! — отозвался богатырь. — Я тебе тоже верю, королевич. Прав старый Беломор, пора со всем этим кончать…