Остальные двое заходят мне сбоку и сзади, а сами у дверей в избу. Мой противник вскинул удивлённые глаза мне за спину, открыл рот предупредить – конечно, там Радок из дому вышел с топориком. Прекращаю игру, неуловим выпадом загоняю жало в раззявленную пасть, оборачиваюсь, кузнец всадил топор одному в шею сбоку и сверху, вмяв кольчужный ворот в плоть.
Второй повернулся к новой угрозе, я, не вынимая меча из вражьей пасти, разворачиваюсь, задрав руки вверх, выдёргиваю клинок, подпрыгнув, вздымаю над собой. Вражеский меч начинает движение к Радоку, мои ноги касаются земли, пригибаясь, обрушиваю лезвие сверху.
Меч врубается в плечо, крушит кольчугу, кости, мясо, выходит у поясницы. Его меч коснулся груди Радока, но волшебным образом остановился – обрубок туши с мечом в руке скользнул, поехал по разрезу, упал в снег. Радок вытаращился на ещё стоящее на ногах разрубленное по диагонали тело.
– Это как? – мужик обратился ко мне. Пожимаю плечами. – Нагнувшись! Много их в деревне?
– Не знаю, – он начал осознавать ситуацию. – Тут трое, да в дому пятеро… ой, вон ещё двое скулят, – указал на пытающихся ползти первых с подрубленными ногами. – Это что ж теперь будет?
– Ну…, – думаю, как бы его приободрить. – Тебе точно не придётся стоять с лучиной, пока дерут твою жену!
Радок собрался, было, оскорбиться, но передумал под насмешливым взглядом подростка в заляпанной кровью рубахе с окровавленным мечом. Он растерянно закрутил головой.
За нами точно наблюдали и сделали свои выводы. Местные выходили из землянок, подходили и нерешительно становились чуть поотдаль, кто с топором, кто с косой, кто просто с дубиной. Причём собирались и мужики, и бабы.
Меч на плечо и вдоль по улице к местному «Зимнему», по моим прикидкам у избы Отени должно хватить места для обоза мародёров. Возвращаюсь в первоначальный образ, бреду с мечом, понурившись, почти не поднимая ног, только за мной скрипит лаптями на снегу вооружённая толпа.
Выходим на поселковую площадь, останавливаюсь. Там всё, как и ожидалось: у крыльца на коленях в снегу члены совета с Отеней во главе. Напротив стоят двое в дорогих кафтанах без брони и без оружия, один тощий что-то говорит, размахивая свёрнутым свитком, второй толстый брезгливо поглядывает на аборигенов.
За ними полтора десятка вооружённых, синхронно поворачивают ко мне головы, оратор затыкается на полуслове, нелепо застыв с поднятой рукой. Выдох, вдох, низкая вибрация, душа сжимается в точку, главный, колыхнув чревом, оборачивается ко мне надменной рожей.
Выдох, вдох, точка раскаляется, бьёт нестерпимым светом, я встречаюсь с ним взглядами. Выдох, его зрачки расширяются, затапливают радужку, мутнеют. Вдох, срываюсь с места, туша начинает заваливаться, к нему шагают ближние холуи.
Завершаю первый пируэт, остриё вскрывает крайнему горло. Выдох, в кувырок, вдох, в землю, где я только что стоял, врезается лезвие секиры. Наношу колющий снизу наискось подмышку, встаю, шаг назад.
Вдох и хриплый каркающий смех на выдохе – вот же я, убивайте! Афигеть – я смотрю в тринадцать пар глаз одновременно – лютой злобой, нездешней яростью жгу и плавлю подлые душонки! Есть движение, парирую удар сбоку, уклон от другого, третий кинулся с пикой, мимо, конечно.