— Что же теперь делать? — жалобно пискнула я.

— А ничего, — развела руками психоаналитическая ведьма.

— Почему?

— А потому, что Шурик твой ко мне уже приходил, — растянула она губы в улыбке. — Я ему все рассказала. Он, бедный, тоже руки заламывал: «Что теперь делать? Маша квартиру сменила, я ее найти не могу!» А я ему говорю: «Расслабься! Без всякого волшебства, как психолог, предсказываю: барышня твоя еще придет ко мне. Здесь ты ее и отыщешь, сердцем почувствуешь и примчишься…»

— А вдруг не почувствует? — забеспокоилась я.

— Почувствует, — рассмеялась Карамазова. — Мы на волшебство полагаться не будем, я ему сейчас на мобильный позвоню.

Я вышла из дома. Машина, стоявшая у подъезда, подмигнула мне фарами. Открыв дверцу, я села на переднее сиденье.

— Гав! — приветствовали меня сзади.

— Это Семка? — обрадовалась я. — Как он вырос!

— Зато я совсем зачах, — довольно заныл Шурик, но вид у него был самый цветущий и счастливый. Он смотрел на меня, как на седьмое чудо света, не отрывая глаз. По его круглому лицу растекалась радостная улыбка.

— Как ты быстро приехал…

— Знаешь, сердцем почувствовал…

Я иронично улыбнулась.

— Честное слово, — стал убеждать он. — Звонок Иванны догнал меня уже по дороге.

— Я верю, верю…

— А знаешь, какой сегодня праздник? — встрепенулся он вдруг. — Черт, это же чудо, что мы с тобой встретились именно сегодня!

— Ну! — подначила я его.

— Двадцать девятое октября — Международный день Черного моря!

— Ура! — заорала я.

Он сгреб меня в охапку. И как тогда, на Феоленте, взрыв тепла пожаром разорвался в моем сумасшедшем от счастья животе.

И хриплый шалый голос капитана Флинта запел во всю свою луженую ликующую глотку…

Иванна Карамазова сидела за письменным столом.

Небрежно подбрасывая парчовый тапочек на ноге, ведьма открыла ящик, помеченный буквой «П», и, с секунду порывшись в нем, вытащила из вороха фотографий две: паспортно-серьезного Шурика и растрепанную, разнеженную солнцем Машу на фоне морского побережья. В груди у них обоих была видна явственная, обожженная по краям дыра от иглы.

Подушка с большими цыганскими иголками лежала рядом. Неизвестно почему, они были выкрашены в разные цвета: черный, синий, золотой, лиловый. Подумав, Иванна выбрала красную.

— «Расколдуйте их, немедленно расколдуйте!» — глумливо проблеяла ведьма, явно пародируя манерные интонации Линды. — Сейчас, разбежалась! Не научилась я еще расколдовывать. Так что, дорогие мои, живите-ка вы лучше долго и счастливо.

И, сложив фотографии лицом друг к другу, прищурясь, проткнула их насквозь ярко-алой иглой.

Жара обнимала меня со всех сторон с навязчивостью сексуального маньяка-насильника. Прижималась ко мне тяжелым горячим телом. Лапала похотливыми потными руками грудь, лезла под мышки, заползала в трусы. Терлась, тискала, липла, большая, противная, неприятная до тошноты.

На мне была лишь прозрачная иллюзия одежды — легкая шифоновая юбка и майка-тряпочка, привязанная двумя тесемками к голой спине, — но и она раздражала меня ужасно. Тяжелая торба оттягивала плечо. Нет, это была безумно глупая идея — топать в такую жарынь невесть куда и невесть зачем. И если бы не дурацкое свойство моего характера всегда оканчивать начатое, я бы вернулась домой с полдороги и пролежала весь оставшийся день в ванной, заполненной ледяной водой.