Лицо у него вспухшее, словно он наносил грим металлической щеткой, а втирал его с помощью молотка. Пожалела: «Досталось ему…»

— Как ты, ничего?

— Нормально…

«Он похож на меня — только он выше, красивее и моложе».

Что еще сказал Артемов, шутливо описывая внешность Сергея? То, что он всегда ходит в черных очках?

Но не потому, что женщины, по словам русского полковника, падали от его взгляда, а потому, что глаза его были холодными, даже безжизненными. Они и не могли быть другими. Только такие глаза могли принадлежать по-настоящему сильному человеку. На его лице нет ничего, что отражало бы состояние его души. Но она знала, что за этой маской кроется приветливая улыбка. Об этом Марта уже думала.

Снова искривленное зеркало. Снова оно играет, но уже с другим человеком. Оно приспосабливает глаза Марты к реальному образу Сергея, и воображение, которое играло с нею раньше, рассыпается, распадается на многие осколки, рушится в стеклянную пыль.

«Он выше, красивее и моложе…»

Словно проверяя себя, Марта тронула Иваненко за руку:

— Сергей?..

Хирург, смущенный пристальным вниманием немки, кивнул:

— Да.

Она обняла его и поцеловала… Тихо, чтобы никто не слышал, прошептала на ухо:

— Спасибо тебе… Я никогда не забуду…

И отошла от него.

Марк, сидящий рядом с Иваненко, тихо заметил:

— Кажется, ты ей понравился…

Стофферс открыл было рот, но Марковцев остановил его жестом:

— Это ее выбор. Не надо ничего менять.

И Марк и Стофферс в одно мгновение поняли, что означает этот недвусмысленный жест Марты. Казалось, она действительно выбирала, поздравляя, и остановилась на последнем бойце. А может, именно потому, что Сергей Иваненко сидел последним в ряду диверсионной группы.

— Он ноги мертвым взрывал, — сквозь зубы процедил немец. А перед глазами снующий от камеры к камере Хирург, приводящий смертные приговоры в исполнение.

Человек, который освободил остальных диверсантов от самой грязной работы. Но опять же — не из сострадания, сочувствия в нем не больше, чем в стакане с ядом. — У вас, русских, всегда так, — шипел Стофферс, косясь то на Иваненко, то на Марту. Шипел тихо, чтобы не услышала. — Одним все, другим — ничего. Меры не знаете.

Особенно ты. Ты готов ничего не замечать вокруг. А если что и замечаешь, тут же забываешь, да? В следующий раз, когда меня спросят, откуда я знаю русский, скажу, что знал одну сволочь из ГРУ, которая посадила меня в тюрьму.

— Ты ничего не забыл?

— В смысле?

— Я просил тебя напомнить, что финал не бывает случайным.

— Так мы еще не долетели до базы! — выкрутился Стофферс.

Москва, 20 апреля 2004 года, вторник, 01.45

Ленц ни разу не удостаивал контору Боровича своим визитом не то что ночью, но и в светлое время суток.

Вживую его не видел ни один сотрудник этого управления. Однако охранник, находящийся за стойкой, напоминающей барную, узнал начальника военной разведки — больше по наитию, нежели по редким фото, публикуемым в прессе и появляющимся на специальных интернет-сайтах. В частности, фотокамера запечатлела начальника ГРУ во время встречи с американским коллегой накануне 85-летнего юбилея Главного разведывательного управления.