Власов достал папку с радиограммами, подписанными фамилией «Богданова», читал каждую медленно, вдумчиво, рассуждал, пытался нарисовать картину жизни в лагере, тщательно разобрал последнее донесение.

— Я думаю, всё же рация испортилась, — заключил Власов. — Люди там верные, кремень.

— Будем исходить из худшего, — хмуро сказал Андропов, — группа провалилась. Допускаем три варианта. Первый — все погибли в перестрелке, напоровшись, скажем, на засаду где-то у Падан, второй — кто-то погиб, кто-то попал в плен, хотя финны подпольщиков и партизан считают вне закона и в плен не берут, и третий — часть группы погибла, часть смогла ускользнуть от погони и затем где-то осела в неизвестной нам деревне, затаилась. Что я хочу этим всем сказать? Вы придёте в растревоженный муравейник, более того, финская разведка уже расставила капканы. Обстановка архисложная, поэтому мы выбрали вас, именно вас, товарищ Фомин и товарищ Мелентьева. Осторожность, слаженность, дисциплина — только на этих трёх рысаках можно вам ездить. Семь раз проверьте, один раз отрежьте.

— Ну, ты уж зря их так запугиваешь, Юрий Владимирович. Глядеть, конечно, надо в оба, но помнить неплохо и другое — мы воюем на нашей родной земле, почему им не опираться на помощь местного населения, на верных нам людей? Давай, Иван Михайлович, доложи.

Фомин глухо покашлял в кулак и стал медленно рассказывать о том, что в Сельгах живёт его двоюродная сестра Ульяна, там же обретается и дядя жены Пётр Алексеевич Гурьев.

— Это на самый крайний случай, — перебил его Власов. — Они ещё нам пригодятся.

— Тогда я предлагаю вот что, — продолжил Фомин после небольшого раздумья. — Мы добираемся к Селецкому озеру, там есть река Ломчезерка. На ней всегда рыбачит верный человек Лукин Константин Иосифович, он связывает нас с Аксентьевой, у которой могут быть подпольщики Богдановой, станем её теперь так всегда обозначать. Им, я понял, эта явка дана. Ежели Лукина я не нахожу, тогда наша группа следует прямо к деревне Пряккила, и там я ищу встречи с Аксентьевой, я её лично знаю.

— Ну, а если Аксентьевой нет? — спросил Андропов.

— Тогда скрытно идём в Термоны, это рядом с Паданами, там явки. Первая — у жены Стаппуева, вторая — у Пелагеи Кононовой. Уж они-то должны знать, где наши, что с ними.

— Явки раскрыты. Ваши действия?

— Уходим назад к Сельгам, нахожу своих: Гурьева, Ульяну.

— У тебя что, совсем никакой, даже завалящей подружки нет в Сегозерье? — обратился Власов к притихшей Марийке.

Маша покраснела, заморгала ресницами.

— Легенду мы такую придумали, Иван Владимирович, — перевёл разговор Андропов. — Мария живёт в Святозере, узнаёт, что в Паданах есть лагерь военнопленных и будто там, как сказали ей добрые люди, находится её сводный брат Павел Петунов, он действительно служит в РККА.

— Боюсь, что легенда не понадобится, Юра, они пойдут без документов, пойдут боевой группой, вооружённые до зубов, какая уж тут легенда к чёрту.

Каждый вечер они собирались у Власова, уточняли, иногда что-то меняли к большому неудовольствию последнего, ибо уже дважды перепечатывался «Оперативный план». Пришлось перепечатывать и в третий раз, когда в кабинете Власова появился «хозяин» для многих таинственного «хутора» близ Кочкомы майор Родионов.