– Небо… Там…

Следом за ним еще двое матросов закричали в ужасе и начали тыкать трясущимися пальцами в черное грозное небо с мятущимися тучами, уверяя всех, что там огромные гневные лица морских божеств.

Я заорал:

– Эй там, вороны внизу!.. Немедленно привяжитесь к мачте!.. Да не все, идиоты… Джонадер, привяжись, ты у руля, ты нужен, а глерд Фицрой может и не привязываться, его не жалко…

Тут же волны с такой силой прокатились через палубу, смывая все на пути, что если бы те не привязали себя канатами, смыло бы всех за борт.

Я отыскал взглядом Фицроя и Ваддингтона, помогающих Джонадеру держать весло, крикнул изо всех сил:

– Разверните мордой к волне!

Понсоменер, блеклый настолько, что почти невидимка, тут же в одиночку налег на руль, а Джонадер крикнул:

– Командир, это самоубийство!.. Надо уплывать…

– Выполнять! – рявкнул я. – От шторма не убежать!.. И ни в коем случае не дать волнам развернуть корабль боком!.. Ни к ветру, ни к волнам!.. Быстрее, все быстрее!..

Волны становились все громаднее, но когда Фицрой громко охнул и указал трясущимся пальцем вперед, даже у меня похолодело внутри. Волна не волна, а настоящая водяная гора катит к нам мощно и неотвратимо.

Я крикнул бодро:

– Девятый вал!.. Это нормально, чего вы все?.. Вот девятый из девятых – это да, это будет волна…

Корабль начало поднимать все выше и выше. Со всех сторон крики ужаса стали громче, спереди водяная пропасть, такая же сзади, а наш корабль на гребне, что только издали двигается медленно, а так несет нас, и как хорошо, что в открытом море, а то на берег бы выбросило, разбив о рифы… Правда, там есть шанс выплыть…

Замерев надолго на гребне, корабль наклонился и, как с ледяной горки, понеся вниз в далекую страшную бездну.

Но крутой спуск становился все более пологим, корабль на большой скорости влетел в долину между двумя водяными горами и, кто бы подумал, начал, как мелкий жучок, мужественно карабкаться наверх, подгоняемый свирепым ветром, что ухитряется и в корму дуть с такой мощью, словно у нас развернут парус да еще штук пять дополнительных.

Фицрой, жестом послав на свое место двух гвардейцев, вбежал наверх ко мне, но с размаха впечатался мордой в бухту промокших канатов, завопил:

– Да что же это за…

Я поморщился.

– Ты чего орешь?

Он застыл с распахнутым ртом, только сейчас ощутил, что кричит, хотя везде блаженная тишина, если не считать привычных ласковых шлепков волн о деревянные борта.

Я заулыбался, глядя на его растерянное лицо. Шторм утих так же легко, как и появился. Вернее, он не утих, а унесся дальше, но для нас это уже неважно.

– Как же это, – проговорил он с трудом, – я чуть не сдох… Это длилось сутки? Или двое? Небо было черным…

Он ощупывал пальцами обеих ладоней лицо, морщился, кривился. Я смотрел с сочувствием, пара заметных кровоподтеков появятся, но, конечно, Фицрой будет рассказывать, как дрался и голыми руками прибил дракона.

– Минут десять, – сказал я, – да-да, минут десять, а это даже долго. Фицрой, вот теперь ты настоящий морской волк, даже морской лев!.. Может быть, даже дюгонь… Нет, морской лев звучит лучше… Эй вы все, морды!.. Поздравляю с боевой победой!.. Вы с честью выдержали первый шторм, а это значит – море вас признало своими и приняло. Поздравляю. Ура!