— Хочет, чтобы я попросила тебя взять отца на работу. Хорошо оплачиваемую и не слишком тяжелую… Вот.
Внешне на это сообщение Андрей не реагирует. Только уточняет:
— Ты просишь?
— Мм-м… — упираясь ладонями в столешницу позади себя, подбираю слова. — У него скоро операция. На заводе будет тяжело.
Явно не такого ответа ожидает. Поэтому повторяет вопрос:
— Ты хочешь, чтобы я взял его на работу?
Киваю, прежде чем успеваю прислушаться к внутренним ощущениям.
— Да, хочу.
Я вроде как должна этого хотеть. Не для тети Люды. На нее мне наплевать. Отца жаль. Вынудит ведь вернуться на работу, как только ходить нормально сможет.
— Научись уже говорить прямо, Ната. Я не люблю недомолвки и загадки.
— Хорошо.
Конечно же, ничего не изменится. Есть вещи, которые я от себя самой скрываю. Не то что от него. Мы оба это понимаем. Зрительный контакт задерживается. Я начинаю сильнее волноваться, но отвести взгляд не могу. Андрей смотрит так, словно я кусок мяса, и он не жарил меня полночи на вертеле, не объедался…
Это крайне смущает, и, чтобы как-то отвлечь его, я предлагаю пообедать, пока упакованная тетей Светой еда не остыла.
— А давай поедим перед камином? — выпаливаю, прежде чем успеваю обдумать уместность такого романтизма между нами.
— Я вино открою, — поддерживает Андрей, не давая мне взять отступную.
Вот так попадалово, — сказала бы Юля.
Просто изумительно…
24
Не собираюсь я с Рейнером сближаться настолько, чтобы надеяться на какую-то романтику. Да и он со своей манерой речи мечтам разгуляться не дает. Даже если выражается прилично, так смотрит, что чувствуется во всем скрытый умысел.
Я вроде как постоянно настороже, чтобы не пустить его в свое сердце, но порой с паникой чувствую, что броня падает. Тем более, сам Андрей выразился прямолинейно, заявляя о своем намерении заполучить не только мое тело, но и душу.
Держу это в памяти. Одергиваю себя. И все равно попадаю в такие вот ситуации. Сижу теперь перед ним на ковре и сама себя убеждаю, что это точно такой же обед, какой мог случиться у нас в столовой.
Однако, то ли вино действует, то ли внутри меня действительно живут какие-то амурные надежды.
Ужас-ужас…
Ничего я не хочу!
Делаю большой глоток вина. Нервно вздыхаю и осушаю бокал до дна.
Наблюдающий за мной Андрей имеет наглость рассмеяться.
— Хватит, — перехватывает лишь мое запястье, а у меня мурашки по предплечьям вверх ползут. — Нет необходимости напиваться, — и вновь хрипловато смеется.
У меня этот, по ощущениям, будто бы шероховатый звук эхом в груди расходится. Фонит, резонирует, задевает какие-то тонкие сверхчувствительные глубины, нарушает все жизненно важные процессы.
Изображение слегка покачивается и плывет. Не успеваю никак воспротивиться, когда Андрей опрокидывает меня спиной на ковер.
— Еще даже не вечер…
— Да. А ты уже напилась.
Снова этот хриплый низкий смех. Горячими иголками в кожу мне впивается. Щекочет изнутри нежными перышками.
— Не напивалась… Просто…
— Просто что?
— Просто, — все, что могу сказать.
Сержусь и пытаюсь на него не реагировать. Хоть уже знаю, что любое сопротивление бесполезно.